Мечтатель
Шрифт:
Полиция была озадачена. Наблюдать за улицей отрядили двоих в штатском, в автомобиле без опознавательных знаков. Все знали, кто они такие. Они сидели в машине, решали кроссворды, ели сэндвичи, пока их не вызвали по какому-то более важному делу. А через полчаса грабитель залез в дом миссис Ласки, богатой старой дамы с длинными желтыми зубами. Она жила одна, и он украл у нее ящик дорогого душистого мыла и трость с серебряным набалдашником. Трость когда-то принадлежала ее прадеду, миссионеру, известному своей свирепостью. Этой палкой он бил по спинам африканских детей, если они плохо учили Библию.
– Она дорога мне как память! – причитала миссис Ласки, рассказывая об этом несчастье маме Питера. – В девятнадцатом веке она три раза объехала вокруг света. И мыло, мое драгоценное мыло!
Когда миссис Ласки ушла, Питер сказал сестре:
– Я рад, что он унес эту чертову палку. Надеюсь, он сломает ее о колено.
Кэт яростно закивала.
– Жалко, зубы у нее не украл!
Дело в том, что, несмотря на ее доброе имя, ребята на улице старуху не любили. Бывают такие несчастные взрослые, которым очень мешает существование на свете детей. Когда ребята играли на улице, она кричала из окна, что они «толпятся перед ее домом». Она считала, что весь мусор, залетавший на ее участок, подбрасывают озорники. Если к ней в садик попадал мяч или игрушка, она выскакивала и конфисковала их. Она всегда была в плохом настроении, а дети еще больше его портили – дразнили ее. Разозлить старуху – это было у них чем-то вроде спорта. Родители Питера говорили, что она немного сумасшедшая и ее надо жалеть. Но детям трудно жалеть взрослого с желтыми клыками, который гоняется за тобой по улице.
Поэтому Питер не огорчился, когда у миссис Ласки украли мыло и палку. Он даже зауважал грабителя. И решил назвать его Мыльным Максом. Настоящий сорвиголова – грабит всю улицу, дом за домом, в возрастающем порядке номеров. Будто сам напрашивается на арест.
Шли месяцы, ограблено было еще несколько домов. Номера пятнадцатый, девятнадцатый, двадцать второй, двадцать седьмой. Никакого сомнения: Мыльный приближался к дому Питера – номеру тридцать восемь.
Питер проводил много времени за расчетами с бумагой и карандашом. Насколько он мог судить, строгой последовательности Мыльный Макс не придерживался. Но если так пойдет дальше, грабитель займется их домом не позже чем через две недели. Но может и пропустить их дом. Питера это огорчило бы. Он твердо решил лично поймать преступника, хотя никому об этом не говорил.
В выходные перед ожидаемым приходом грабителя Томас и Виола Форчун занялись приготовлениями. Томас наглухо запер окна, ввинтив в рамы длинные шурупы. В передней и задней дверях он установил более крепкие замки и повесил замок на боковой калитке. Потом попытался устроить самодельную сигнализацию, но, прикрепляя провод к стене, ударил себя молотком по пальцу, и это привело его в жуткое настроение. И что еще хуже, сигнализация не работала. Устраивать настоящую уже не было времени, да и Мыльного Макса она бы не остановила.
Виола Форчун перенесла любимые садовые инструменты в дом. Она прошла по всем комнатам, собрала картины, лампы, украшения, ценные книги и заперла их в чулане на верхнем этаже. Питер и Кэт спрятали любимые игрушки под кроватями. Как будто ураган, смерч, тайфун надвигался с улицы и грозил унести все, что у них есть. А на самом деле это был маленький старый воришка, хотя и довольно хитрый. Но хитрей ли он Питера?
Питер начал планировать операцию. Первая задача была такая: если он хочет поймать вора, он должен быть дома, а значит, надо отделаться от школы. Можно изобразить болезнь – но тут требуется осторожность. Болезнь должна быть умеренной тяжести. Если притвориться слишком сильно, кто-то из родителей отпросится с работы, чтобы за ним ухаживать. Мыльный Макс увидит, что в доме люди, и минует их дом. С другой стороны, если болезнь слишком легкая, его отправят в школу с запиской, чтобы его освободили от физкультуры. Но если притвориться правильно, его оставят дома одного и попросят старую добрую соседку миссис Фаррар раз в час его проведывать.
Днем после уроков он заперся в спальне и стал репетировать плохое самочувствие. Чтобы выглядеть бледным, он попудрил лицо мукой. В зеркале он имел вид ожившего трупа. Он пожевал перец, чтобы поднялась температура. С этим он переборщил. Рот и горло горели огнем, температура подскочила. Его могли отвезти в больницу. Тогда он подумал, не лучше ли симулировать подвернутую щиколотку. Он захромал взад-вперед по маленькой своей спальне. Теперь он был похож на мальчика, который превращается в краба. Так он совершенствовался в своей болезни три дня; на четвертый мама принесла новость. Ограбили мистера Баден-Бадена с женой – дом тридцать четыре. Всего два месяца назад они потратили тысячи на новейшую систему сигнализации, с красными и синими мигалками, звуковыми датчиками и оглушительной сиреной. Мыльный Макс будто просочился сквозь стену их дома и украл четырехсотлетней давности теннисную ракетку в стеклянном ящике и проеденную червями табуретку для рояля, на которой, по преданию, две минуты сидел пятилетний Моцарт.
– Ну не возмутительно ли? – сказала Виола Форчун.
– Безобразие, – согласился Питер.
Но когда мама ушла, он в восторге потряс кулаками. Мыльный Макс приближается! У Питера не было никаких оснований думать, что их дом, номер тридцать восемь, будет следующим. Но он приготовился, потому что хотел, чтобы так было, и этого почему-то казалось достаточно. Не мог он и знать того, кто будет следующей жертвой грабителя. Мог только гадать, но решил, что Мыльный Макс посетит их через четыре дня или пять.
И вот он готовился к мнимой болезни и одновременно придумывал западню для вора. В воображении его теснились разные люки, сеть, падающая с потолка, золотой слиток, обмазанный суперклеем, электрический провод, присоединенный к дверным ручкам, макеты револьверов, отравленные дротики, лассо, веревки с блоками, молотки, пружины, галогеновые фары, свирепые собаки, дымовые завесы, лазеры, стальные струны рояля, садовые вилы. Но Питер был не дурак. Он прекрасно понимал, что все эти устройства могут сработать, но воспользоваться ими одиннадцатилетнему почти невозможно.
В то воскресное утро он лежал в постели и думал. И вдруг сообразил, что смотрит на старую мышиную норку в плинтусе возле кровати. Мышей теперь в доме не было. Норка, наверное, уходила под стену и дальше под половицы. Потом он посмотрел наверх, на полку, где хранил самое ценное свое имущество, – и тут родилось решение. В любом случае его способ должен быть простым. Вот мышиная нора, а наверху – прошлогодний подарок на день рождения, – он как будто смотрит на него и говорит: «Используй меня! Используй меня!»
Питер сел за стол, взял лист бумаги и дрожащей рукой написал записку, может быть, самую важную записку за всю его жизнь. Он положил ее в конверт, заклеил, надписал конверт и отнес вниз к столу, где хранились хозяйственные счета. Он засунул туда же конверт, так чтобы его не было видно, но легко было найти. На конверте печатными буквами было написано: «Открыть в случае моей внезапной смерти».
Виола Форчун гордилась тем, что хорошо понимает своих детей. Она чувствовала их настроение, знала их слабости, их тревоги и все остальное гораздо лучше их самих. Например, она понимала, когда Питер или Кэт устали, задолго до того, как они сами это почувствуют. Она знала, когда у них портится настроение, хотя сами они об этом еще не подозревали. В тот воскресный вечер она заметила, что Питера несколько раз пришлось звать к ужину и что доел он свою порцию с трудом, – от остальных это могло укрыться, но не от нее. Когда ему предложили добавку, верхняя губа у него вздернулась от скрываемого отвращения. А был на ужин бифштекс с хрустящим картофелем фри под целым прудом кетчупа. Наконец она сказала: