Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли
Шрифт:
– Тл-ле-е-ек, – ответил он.
– Что значат эти «тл-ле-ек»? – спросила Шик, потирая ноющий висок. – Черт побери, почему этот мальчишка с утра твердит «тл-ле-ек»?
– Он подражает выключателю на втором этаже, – улыбнулась Хэдли. – Его это забавляет. Огден, поторопимся?
– Почему он не говорит «мама» или «папа», как все большие дети?
Хэдли промолчала. Шик чувствовала себя усталой и недовольной. Смех и взрывы веселья долетали до нее из холла. Кончиками пальца Шик стерла складочку между бровями.
– Он мог бы называть тебя «тетя», – снова заговорила она. – Что в этом трудного, «те-тя».
– Наверно, ему просто не хочется, – мягко ответила Хэдли.
3. Dear hearts and gentle people [17]
Огден покончил с какао. Поглядывая на часы, Хэдли умыла его над раковиной, застегнула курточку. Скорее, скорее, перчатки, шляпа, сумочка!
В холле Урсула и Эчика сучили ногами и подпрыгивали, как блошки под вешалкой. Жестами героинь немого кино они изображали поочередно кому и обморок. Пейдж, близкая к обмороку по-настоящему, гладила щеку веткой белых орхидей.
17
Дорогие сердца и добрые люди (англ.).
– Личное приглашение! От ее преподавателя! – щебетала Урсула, чеканя каждое слово. – Ее Аттилы из Актерской студии!
– Не может быть! – весело воскликнула Хэдли, мыслями уже далеко.
– Ставлю ужин с Кэри Грантом, ты никогда не догадаешься, куда приглашает ее это чудовище, этот жуткий тип!
Хэдли удержала Огдена, который хотел погрызть орхидеи.
– На премьеру… премьеру…
– На какую премьеру, черт возьми?
– «Саут Пасифи-и-и-ик»
Девушки рассыпались с визгом, делая вид, что падают в обморок вповалку среди кучи свалившихся с вешалки пальто, прямо под вышивкой в рамке, где синими буквами показывала зубы доктрина пансиона:
ПАНСИОН ДЛЯ ДАМ
Господа, бойфренды и женихи (официальные и прочие) в комнаты, в коридоры и на лестничную площадку не допускаются.
В ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ ЗА РАЗРЕШЕНИЕМ НА ВИЗИТ ОБРАЩАЙТЕСЬ В ДИРЕКЦИЮ
Пейдж жестко приземлилась. Это значит, что она встала.
– Я отошлю эту коробку назад. Я не могу ее принять.
Из-под вороха пальто зазвучали энергичные протесты:
– Орхидеи назад не отсылают!
– Что подумает твой дорогой Лестер Лэнг?
– Что он подумает, если я ему это позволю? – парировала Пейдж.
– Что ты любишь цветы. Что же еще?
Пейдж покружилась на месте, кусая большой палец.
– Я ни за что не хочу, чтобы он подумал… Решено, я их отсылаю.
Она открыла дверь, чтобы позвать рассыльного (который давно покинул 78-ю улицу), но Эчика с недюжинной силой втянула ее назад за шиворот, а Урсула захлопнула дверь.
– Не будь такой благородной, – сказала одна. – Не отказывайся от бродвейской премьеры.
– Даже Армия спасения принимает подарки, – подхватила другая.
Пейдж молчала. Почему бы и нет, в конце концов…
– Можно мне пройти? – попросила Хэдли – она вернулась, запыхавшись после погони за Огденом.
Остальные снова попадали на кучу пальто и зонтиков, хихикая и взвизгивая. Именно эту минуту выбрал телефон на стене, чтобы проснуться.
– Кто ответит? – спросила Хэдли в дверях. – Я ухожу.
Девушки все еще смеялись, как пьяные, не в состоянии произнести связную фразу.
– Шик? – крикнула Пейдж в сторону. – Телефон!
После четвертого звонка (а Шик по-прежнему не было видно) Хэдли смирилась.
– Подожди здесь, милый, – сказала она Огдену и стянула перчатку, чтобы снять трубку.
– Я хотел бы поговорить с Фелисити, – сказал голос, который она уже слышала по этому телефону.
Тот же приятный мужской голос снова просил Шик.
– Одну секунду, пожалуйста. – Она прикрыла рукой микрофон. – Не шумите так, девочки. Я сейчас посмотрю, – сказала она собеседнику. – Боюсь, что Шик… Что она не…
Внезапно что-то похожее на ледяную мышь проползло от ее поясницы к затылку. Оцепенев, Хэдли ухватилась за стену.
– Не очень в форме сегодня утром, – закончила она слабым голосом.
– Ничего серьезного, надеюсь? Не беспокойте ее, я перезвоню.
– Нет, нет… Подождите.
Шик будет рвать и метать, если узнает, что свернули звонок, предназначавшийся ей.
– Кто… кто ее спрашивает?
Чья-то рука вырвала у нее трубку. Хэдли ухватилась за аппарат, чтобы удержать равновесие, и сглотнула. Боже мой, подумала она, окутанная красным туманом. Как будто… как будто я беременна, но это же совершенно невозможно.
Шик сделала ей знак отойти и лениво заняла ее место. Хэдли повиновалась, пятясь задом, держась за стену.
– Алло-о-о, – прошелестела Шик, приняв томную позу. – Ну же, говорите. Я не могу, у меня ночь еще не кончилась.
Она сделала знак хохочущим под пальто убавить громкость и коротко помахала Хэдли и Огдену в дверях.
– Это вы, Фелисити?
– Я не знаю, дайте удостовериться.
Шик рывком выпрямилась, едва успев поймать трубку, которая чуть не упала на пол. Краска бросилась ей в лицо.
– Уайти!
Она рассмеялась, не зная, что сказать, помолчала так же бессмысленно.
– Это вы, Фелисити? – повторил он.
– Она самая.
Господи, голос у нее дрожит. Но… но… Почему он звонит теперь, когда она потеряла всякую надежду?
Ценой колоссального усилия Шик собралась с мыслями. Или с тем немногим, что от них осталось.
Она переложила трубку к другому уху.
– Значит, вы ее помните? – слабым голосом осведомилась она.
– Даже очень хорошо. Фелисити, я хотел…