Мечты сбываются (сборник)
Шрифт:
Армянин жил с женою, хорошенькою и молодою женщиной. Он принял гостя не совсем дружелюбно.
– Вы можете перенести меня в будущую жизнь? – спросил Порошин армянина, после первых с ним объяснений.
– Да… но только в будущую жизнь – на земле.
– Понятное дело… Где же именно и когда вы мне дадите пожить в будущем?
– Здесь же, в Париже… иначе, разумеется, и быть не может! Вы заснете в моей комнате и очнетесь в ней же, через сто лет, т. е. проснетесь через секунду, когда задремлете и очутитесь во времени, которое настанет для Парижа, для
– Чепуха, – в волнении и сердито произнес Порошин, – извините меня, галлюцинации какие-нибудь от наркотических средств. Еще дурно сделается, будет голова трещать, как раскаленный котел, отупеешь на время, руки будут трястись…
– Видно, что вы уж пытались делать такие эксперименты, – сказал, чуть заметно усмехнувшись, армянин.
– Ну, да… был так слаб, увлек один индеец, здесь же, на всемирной выставке, – ответил Порошин.
– Все увидите сами, сами испытаете, – произнес серьезно и как-то задумчиво-грустно армянин: – мои средства иные, безвредные, достались от отца, от деда на родине, в Армении. Не всего достиг человек, слабы силы смертных, – но кое-что открывается мудрым Востока, достойным умам. Знаете надпись на статуе богини Изиды: «Никто еще не видел моего лица»? Да, это бывает открыто немногим,
– Кому открыто? не верю… – сказал Порошин. – А уж в Азии еще более, простите, падких к проделкам ловких фокусников и шарлатанов. Я долго об этом думал… а впрочем, сколько стоит ваш опыт с усыплением?
– По сто франков за день, а если неделя – несколько дешевле – пятьсот франков за неделю! – спокойно и так же задумчиво ответил армянин.
– То есть, как пятьсот за неделю? За какую неделю?
– Ну, вы проснетесь и, положим, захотите прожить в том веке, то есть в 1968 году ХХ-го столетия, ровно семь дней… вот за каждый день и внесете плату.
– Когда внесу?
– Вперед, разумеется…
– Ха-ха-ха! Что вы! – засмеялся Порошин. – Нашли простака, чтоб я этому поверил. С вас еще надо взять деньги за эту шутку… Слышите ли, наесться ваших восточных специй и, в смешном виде, пластом пролежать перед вами час-другой, потешая вашу наблюдательность…
– Не час и не два, ровно неделю, повторяю, вы будете долго спать, – сказал с достоинством и так же спокойно армянин. – И дело вовсе не шуточное, не на смех! Есть немало охотников… и не одни молодые люди, как вы, а солидные ученые, буржуа и даже владетельные особы обращаются ко мне и к моей жене…
– Какие особы? И почему также к вашей жене?
– Тайна досталась нам от ее родных, пешаверских армян; ее и меня звали с этой тайной в Испанию, Италию и даже в Мексику; испанская королева два раза засыпала, при нашем посредстве, а покойный мексиканский император, несчастный Максимилиан, мне даже пожаловал орден незадолго до своей катастрофы…
«Ну, уж я-то не засну, ни в каком случае!» – сказал себе с твердостью Порошин, уходя от армянина.
Ему показалось, что жена последнего, провожая его с лестницы, смотрела на него подозрительно и насмешливо, как бы мысля: «Придешь еще, голубчик, придешь».
Так
На другой же день Порошин возвратился на площадь Трона, к армянину.
– Вот пятьсот франков, – сказал он, запыхавшись от высокой лестницы и поспешной, тревожной ходьбы. – Где ваши снадобья? Я готов…
– Это для меня, – сказал армянин, считая тонкими, белыми и нежными, как у женщины, пальцами принесенное золото, – но ведь нужны деньги и для вас?
– Какие деньги? это еще для чего?
– Вы же проснетесь в… том веке, проживете в то именно время семь дней сряду, вам нужно есть, пить, захотите, пожалуй, и удовольствий.
– Сколько нужно? – спросил, глядя в пол, Порошин.
– Это зависит от вас самих… смотря по вашим наклонностям. Ваших привычек я не знаю.
– Однако же… И мне притом трудно… я там, понимаете, не жил… экая чепуха! даже смешно…
Порошин, однако, теперь не смеялся. Глаза его были строги и с острым, лихорадочным блеском смотрели куда-то далеко. Побледневшие его губы слегка вздрагивали.
Армянин подумал с минуту.
– Полагаю, – сказал он, – этих денег, то есть пятисот франков, будет достаточно… Я устрою их обмен и вручу вам их перед сном, а проснувшись, вы отдадите мой заработок особо мне или жене…
– Вексель надо? – спросил Порошин.
– О! я вам и так поверю, – ответил армянин, – кроме того, вам нужно… платье…
– Какое платье?
– Да через сто лет, надеюсь, не в этой жакетке и не в этих узких панталонах будут ходить.
– Где же я возьму? притом, здешние портные вряд ли подозревают будущие моды…
– О! я вам и в этом помогу! У моей жены есть на такой случай запас.
Армянин сходил в комнату жены и вынес оттуда картонную коробку с платьем, замшевый мешочек, какого-то странного вида ящичек и необычную жаровню.
– Вот наряд, в котором парижане будут ходить через сто лет, – сказал он, – а это тогдашние, то есть будущие монеты.
Он вынул из картонки шелковый просторный полукафтан, или скорее полухалат, яркого, невиданного, восточного цвета, до колен, такие же широкие панталоны, еще более яркий шейный платок и мягкую соломенную, в виде зонтика, шляпу и открыл замшевый мешочек. Из мешочка он высыпал горсть золотых монет, с надписью на одной их стороне, по-французски: «равенство, свобода, братство» – «Французская республика 1968 г.» – а на другой стороне – какие-то восточные письмена, вроде арабской или еврейской азбуки, или даже иероглифов.
– Нелепость! – сказал, отвернувшись, Порошин: – у французов никогда не будет республики… Они по природе монархисты, а вкусом – фетиши… Да и вы рискуете, – теперь здесь правит Людовик Бонапарт, его агенты увидят у вас эти монеты, вы еще насидитесь в полиции, вас осудят и вышлют.
– Это уж мое дело, – серьезно и сухо ответил армянин. Он раздул принесенную с угольями жаровню и взял в руки серебряный, с финифтью, изящного и странного вида ящичек. Из ящичка он вынул несколько зерен. Зерна были черные, блестящие, точно выточенные из агата.