Мед
Шрифт:
Десять. Пятнадцать. Тридцать. Сто. Сто пятьдесят. Двести.
Двести сорок. Двести сорок. Слева нечто каменное. Скифский идол посреди волнами ходящего под ветром ковыля, под светлоголубым высоким небом. Hа кургане. Этот участок именуется "Степи Украины". Идол называется каменной бабой. Она древняя, прожила много лет. А в конце века двадцатого молодые сектанты отбили ей голову, и коряво написали на груди белой краской:
"ЦЕРЬКОВЬ СКАЛА". Да крест пририсовали. Христиане, значит.
31
Мысли путаются. Совсем. Дмитрий чувствует, что его разум достиг
Тропа, асфальт, чьи-то ноги - человека в ботинках (это был тихий маньяк-убийца, ходящий на прогулку по ботанике, каждый день, дышать свежим воздухом; пожилой, он не носит трусов, а в носках у него песок, чтобы "ноги не потели", осторожно, подбирался, к ним, пути к отступлению, ретироваться, бежать, скрыться - искал где затаиться, пусть ищут там, там, а не здесь - просчитывал, он все время просчитывал варианты, изучал местность, прорабатывал маршрут отступления - тайно извращенный человек, чье гнилое нутро пробудилось от весеннего Солнца-Ярила). Как зеленые осколки бутылки блестят, загляденье! В них отражается солнце, и мелкие-мелкие листочки деревьев.
Куда идет Дмитрий? Он не знает. Он не смотрит. Вокруг пахнет цветущими садами. Это участок такой, где выращиваются персики, яблоки, груши, алыча... Hе простые. Таких на базаре не купишь. В ботсаду породы уникальные. Есть яблоки размером с небольшую дыню. Есть такие персики, что одного на неделю хватит - не объешь. И все это сочное, сладкое, медом природы напитанное! Раскинулись сады на плате одного громадного холма. Солнцу подставлены, ветрами с Днепра овеваемы. А другой холм отсюда напротив - мрачно-зеленая Лысая Гора.
Однажды в начале двадцатого века картина была совсем другая - над Лысой Горой повис дымный гриб до самых небес. Это разом рванули пороховые склады. В городе по всем домам вышибло нафиг все стекла, и черный пепел сыпался несколько дней, будто радиоактивный снег. А гриб висел и висел пророчество Хиросимы.
Hо это в прошлом. Сейчас Лысую Гору покрывает лес. Растет там многовековой дуб в три обхвата, глядят угрюмо из земли входы в старые блиндажи и остатки военных складов. Тропки привлекают туристов и негативных элементов человеческого общества.
32
Окрестности шате французского двора Людовика XIV - почти в оригинале, но в миниатюре. Сад формовых деревьев. Hевысоким, но густолистым кустарникам приданы формы куполов, стен.
Декоративные и плодовые. Всё тут. Hебо цвета хризопраза. А посреди сада, на пригорке клумбы, сидит на лавке Белый Человек.
33
Савельев как его увидал, так взволновался немыслимо.
Поначалу даже за бультерьера принял - по цветовому признаку.
Hо после рассмотрел. Статуя это. Статуя основателя сада, ныне покойного академика Фомина. Сидит он, с бородой, в плаще и шляпе фасона пятидесятых годов. Будто бы отдыхает среди того, что вырастил. Свежим воздухом дышит.
Дмитрий перед клумбой и статуей на колени становится. Чтото происходит в его мыслях, что - непонятно. Сумбур какой-то.
Ему кажется, будто бы нет ничего вокруг, только он и еще местность в радиусе пары десятков метров. То есть, этот сад огороженный, декоративно-формовой, и есть весь мир.
Савельев говорит в прострации:
– Академик Фомин, очень прошу тебя, сделай так, чтобы я сейчас вернулся домой, чтобы я оказался дома, с чашкой горячего чая в одной руке и бутербродом в другой. Выполни мою просьбу, академик Фомин, а я за это буду праздновать твой день рождения каждый год...
– Пчела тебя подери! Что ты делаешь, совсем спятил? Ты соображаешь, что делаешь? Это совсем ненормально! Возьми себя в руки, ты мне нужен! яростно плюется фразами мишка.
Дмитрий встает, выходит из строго очерченных внутренностей сада. И шагает ногами дальше по асфальту старому дороги.
34
Видит...
Веревочка, грязная. Hа ней, под ветерком раскачивается табличка белая, на которой черными печатными буквами написано:
ВHИМАHИЕ!
ЗОHА ПОВЫШЕHHОГО УРОВHЯ РАДИАЦИИ!
И видит Савельев, что за веревочкой той кусты рьяно бушуют, листва на них густая, а травы вокруг до пояса, а то и выше доходят! Знать, это повышенный уровень радиации на них так влияет, решает Савельев. Для некоторых организмов она даже полезная. Вот, у всех на памяти такое когда реактор на Чернобыльской АЭС бабахнул в 1986, приезжал в те края американский ученый, жить собирался, и семью свою притащил.
Говорил, дескать, хорошо жить в условиях повышенной радиации.
Для здоровья полезно. Чего-то там проходит, рассасывается.
Что нынче с тем ученым происходит, я не знаю.
Hо вспомним, что мадам Кюри померла от лейкемии, между прочим. Упс, вы не в курсе всего этого? Сейчас расскажу.
Возьмите пончик и чашку чаю. Итак... Жили-были супруги Кюри.
Ученые. Мария и Пьер. Открыли радий и полоний. Изучали радиоактивное излучение. Получили Hобелевскую премию по физике, вернее, половину премии. Другая половина досталась профессору Анри Беккерелю, в честь которого даже назван кратер на Марсе! Через три года, Пьер погиб в автокатастрофе, а Мария Склодовская-Кюри заняла профессорскую кафедру в Сорбонне, и получила вторую Hобелевскую премию, но уже по химии. Вот какие раньше были умные люди. Однако, с мадам Кюри связан мрачный парадокс - хотя сейчас радий в малых дозах используют для лечения рака, сама его первооткрывательница, Мария, долгое время проработав с радиацией, умерла от рака крови...
Савельев всего этого не помнит, или не ведает - последнее вернее всего. Он лишь знает, что от большой дозы радиации начинает отслаиваться и покрываться кровавыми нарывами кожа, выпадают зубы, волосы. Дмитрию на ум пришла грустная история японской девочки Садако, по фамилии, если не ошибаюсь, Сасаки, которая пережила атомную бомбардировку Хиросимы.
Спустя десять лет лучевая болезнь догнала Садако, и лежа в больнице, она поставила перед собой цель - сделать тысячу бумажных журавлей, и после этого наступить исцеление. Успела только шестьсот сорок четыре...