Мёд
Шрифт:
М-м-м… знакомый запах!
Разлепив веки, пытаюсь сфокусировать взгляд на женском силуэте вдалеке – плохо вижу, но чую аромат. Я его знаю. Девочка, которая меня гладила, пахла, как булочка с корицей. Люблю сладкое.
Она здесь, но ко мне не подходит. Разговаривает у ворот с кем-то. Красивая. Кругленькая в самых вкусных местах. И руки у неё нежные – я помню.
Погладь меня ещё, булочка.
Очень хочется, чтобы она подошла к клетке. С ней хорошо было, без неё тоска… и слабость в теле дикая – лапой пошевелить не могу.
Вспомнить бы своё имя. Хотя бы его.
***
Я собираюсь заглянуть к медведю, но фиг – Фёдя взял меня в плен прямо на входе – у ворот. У нас кобыла рожать собирается. То есть вроде бы собирается. Схватки у лошадей начинаются за пару дней до того, как появляется жеребёнок.
Я стою, переминаюсь с ноги на ногу и загибаю пальцы:
– Да, – киваю, – получается, она сегодня должна выжеребиться. Ну, в крайнем случае – завтра.
– Так сегодня или завтра?! – Федя таращит на меня глаза.
– Кто конюх – ты или я?
– Я, – он хмурится. – Просто хрен его знает, что делать. При мне такое первый раз…
– Воды согрей на всякий случай и большое стойло почисть, – хлопаю Фёдора по плечу. – Ну и кричи, если что, – улыбаюсь.
– Хорошо бы она днём… – ворчит конюх. – Пока вы все здесь.
Наивный. Лошади любят ночью рожать. Специально могут терпеть до темноты, чтобы тишина вокруг и покой. Но Феде сейчас это знать не надо.
Он идёт в конюшню, а я собираюсь мчать к мишке. Но снова не судьба. Марина с Михал Иванычем приехали, а с ними ветеринарша вчерашняя.
– Дин, пойдем, оформимся, – тётя берёт меня в оборот. – Потом не до тебя будет.
Я растерянно моргаю, обнимая свой рюкзак, который буквально набит медикаментами для медведя. Их надо отдать доктору.
– Сейчас, – оставляю тётю и бегу за ветеринаршей и Михал Иванычем. – Подождите! – догоняю их. – Вот, возьмите, – отдаю докторше рюкзак. – Там лекарства и бинты, и…
– Зачем? – врач смотрит на меня с недоумением.
– Просто, – я смущённо отвожу глаза. – Вдруг пригодится.
– Диночка, усыновить мишку не желаешь? – к нам подходит Марина. – Ты с ним как с детём малым, честное слово, – улыбается.
– Поздно усыновлять, – ветеринарша смеётся, – он взрослый самец.
– Тогда мы Дианку за него замуж отдадим, – Михаил присоединяется к «Аншлагу».
– Юмористы, – фыркаю. – Я помочь хотела.
– Пойдём оформляться, – тётя берёт меня под руку.
Идём. Она говорит, но я почти не слушаю. Шашлык вечером намечается и что-то там ещё. Ай, неважно…
Заходим в кабинет. Марина устраивается за столом, включает ноут, а я сажусь в кресло. Мне обидно. Взяли высмеяли. Я от чистого сердца хотела помочь.
– Ну что ты дуешься, Дин? – тётя смотрит на меня, пряча улыбку в уголках губ. – У зверя всё есть, Миша оплатил.
– Ничего, – бурчу. – Забыли.
Я сержусь, как раз на Михал Иваныча и его «Замуж отдадим». Это дико, но я чувствую себя первоклассницей,
– Я пойду, – кладу документы на стол и собираюсь свалить.
– Стоять! – командует тётя. – Минутку подожди. Я сейчас на письмо отвечу и отдам тебе зарплатную карту. Под роспись.
Уже? Меня ещё в штат не оформили, а карточку – пожалуйста. Хотя чему я удивляюсь? У моей тёти достаточно серьёзный покровитель, чтобы не заморачиваться мелочами.
Ой, а это что такое?
Я замечаю на столе кулон из зелёного камня в форме когтя. Классическую ювелирку, как и пошлую бижутерию, я не признаю, а оригинальные украшения уважаю.
– Нравится? – тётя замечает, что я смотрю на коготь.
– Ничего такой. Михаил подарил?
– Нет, что ты! – Марина смущённо улыбается. – Это не моё. Ветеринар вчера сняла его с лапы медведя.
Интересно, кто и зачем нацепил его на зверя?
– Выглядит как старинное украшение, – я беру кулон в руку. – Ой! Тёплый…
Коготь в одно мгновение становится горячим. Шикнув, я разжимаю пальцы, и он, упав, скачет по столешнице.
– Что такое? – Марина накрывает кулон ладонью.
– Обожглась, – я трясу конечностью, шиплю, как змея.
– Дин, камень холодный, – тётя смотрит на меня растерянно. – Так, забирай его! – отдаёт мне украшение. – Устроила мистификацию с утра. Ты знаешь, какая я впечатлительная.
Да я сама в шоке! Даже про обиду забыла.
Марина вручает мне зарплатную карту, я расписываюсь и, прихватив с собой изумрудный коготь, выхожу из кабинета. Сую мистическую вещицу в рюкзак и мчу переодеваться. Потом к Фёдору. Хотя надо бы к мишке… Но, попой чую, конюху я сейчас нужнее.
И ведь не ошиблась!
Федя сегодня один на все конюшни, и такой капец на его седины. Кобыла точно сегодня родит – по ней видно. Ходит по стойлу, места себе не находит. Фёдор тоже ищет пятый угол, волнуется больше будущей матери. И смешно, и плакать хочется.
– Федь, не мельтеши, – я прислоняюсь к загородке стойла. – Если всё нормально будет, она сама родит.
– А если не нормально? – конюх на конкретном нерве. – Может, ветеринаршу попросить остаться?
– Понадобится – вызвоним её, – я не знаю, как его успокоить. – Сходи за опилками, а я у неё почищу.
Я берусь за лопату, Федя дует за опилками.
М-да… Представляю, на какой он был измене, когда у него жена рожала. У Фёдора были жена и сын. Точнее, они и сейчас есть, но делают вид, что их нет. Федина супруга нашла себе другого, отжала хату, а мягкотелый муж оказался на улице. Его тогда ещё и с работы попёрли. Сначала Федя по друзьям кантовался, потом друзья «закончились», и он стал полноценным бомжом. И ведь много лет так скитался, постареть успел. Никому до него дела нет – ни жене бывшей, ни сыну.