Медицина Древней Руси (сборник)
Шрифт:
Стоит добавить, что, как отметил еще в начале XIX в. историк медицины В. М. Рихтер, «сие наружное средство (прижигания. – М.М.)… очень сходствуют с введенною после в хирургию моксою и искусственно вызываемыми фонтанелями» [145] .
Известный свод древнерусских памятников (оригинальных и переводных) «Великие Минеи Четьи», представлявший собой 12-томный свод ежедневного чтения (по месяцам), ставил своей целью собрать «все чтомые книги, которые в Русской земле обретаются», и действительно включал очень многие древнерусские оригинальные и переводные памятники, главным образом житийные, но также исторического, риторического и иных жанров. Свод называют иногда «первой русской энциклопедией». Его составление относится к XVI в. – оно было начато в Новгороде в 1529–1530 гг. и закончено в Москве в первой половине 50-х годов под руководством митрополита
145
Рихтер В. М. Указ. соч. Ч. 1. С. 95.
В этом своде древнерусских памятников содержится «Житие святаго Андрея, Христа ради юродивого», отрывок из которого («О Феодоре мученице») представляет определенный интерес с историко-медицинской точки зрения. Рассказывается, как екарх отрока Феодора «повеле на древе повесити его, и строгати и мучити его». Отрок «много же зла претерпев, на древе вися; к вечеру снемсше, всадиша его в темницю». В конце концов Феодор возвратился домой, где «вопрашаху его дружина и близоци и родителя, лобызаюше язвы его, глаголюще: что еси слышал, Феодоре, егда на древе висяше и святую сию плоть ногты драху?» И отрок рассказал, что «егда мя повесиша на древе и начаша мя, исперва одва претерпех», к нему приблизились «4 скопци красни велми во одежи беле», причем один держал «медяницю», другой «голек мира», а остальные двое – «полотенца бела яко снег». И вот «рече держащему златой голек: влей семо».
Обратим внимание на дальнейшее: «Яко нача лиати, течаше миро яко видение молниино, и прихожаше ко очима моима и к ноздрема, а ноздрьми по всему телу моему расходящися, яко от воня мира того не чюях страшных болезней, бывающих ми от муки. Един же, намакая платно в медяницю, прикладаше ми к лицю и держаше ми на многы часы, тако сластию воня тоя забыл бых болезни своея.
Паки взимающю тому платно от лица моего, другый стояше готов наложити хотя; и тако пребыста творяща, донележе мучащей мя престаша и со древа сняша». Интересно и такое замечание Феодора: «И лишився воня тоя сладкиа, велми начах тужити: хотел бо бех, да быша мя мучили еще. Бог бо весть, яко тако есть дело то, такоже ум человечьск разумети не может» [146] .
146
Великие Минеи Четьи. Октябрь, дни 1–3. СПб., 1870. С. 223–224.
Нет сомнений – перед нами документальное и очень точное описание общего обезболивания, того его вида, который впоследствии получил название «ингаляционного наркоза». Поскольку святой Андрей жил в X в. (его «Житие» было написано в конце X в.), то весьма логичным будет считать, что общее обезболивание применялось тогда в медицинской практике, скорее всего – при хирургических операциях. Н. А. Богоявленский, комментируя этот факт, прямо пишет, что «“Житие Андрея Юродивого” иносказательно приводит рассказ больного, подвергшегося “резанию” под наркозом» [147] : правда, на это в рукописи никаких указаний нет.
147
Богоявленский Н. А. // Вестник хирургии. 1958. № 7. С. 135.
О том, что в средневековой России лечение у хирурга было обычным делом, можно говорить вполне определенно. Это подтверждают и документальные свидетельства.
В 1556 г. царь Иван Грозный написал в Новгород грамоту дьякам Федору и Казарину Дубровскому. «Бил нам челом, из Великого Новегорода, Вотцкие пятины, Гриша Федоров сын Нащокина, – говорилось в грамоте, – о том, что он был на нашей службе с воеводою со князем Андреем Ивановичем Ноктевым в Неметцкой земли, и было деи им дело с Неметцкими людми, и на том деи его деле ранили из пищали по ноге, и ядро деи… в ноге. – И как к вам ся наша грамота придет, и вы б ему дали мастера, лекаря, кому бы у него мочно ядро из ноги вывести, и рана бы мочно излечити» [148] .
148
Дополнения к актам историческим. Т. 1. СПб., 1846. С. 156.
Медицинская, в том числе хирургическая, помощь простому народу, в частности лечение ран, в какой-то мере обеспечивалась законодательно – об этом свидетельствует Судебник 1589 г., предназначенный, по словам Б. Д. Грекова, «специально для суда среди крестьянства северных черносошных волостей» [149] . В статье 53 «А о изъедистой лихой собаке» говорилось: «А у кого во дворе или под окном на улице и в ызбе собака изъест стороннего человека, ино чем тот раненой пожалует, или кормить и поить и рана личить покаместа изживет, тому на дому своем, чья собака» [150] . Иными словами, пострадавший мог по приговору есть, пить и, самое главное, лечить рану за счет хозяина покусавшей его собаки, в его доме.
149
Судебники XV–XVI вв. М.—Л., 1952. С. 9.
150
Там же. С. 365.
Разумеется, принятые тогда хирургические способы лечения (как, впрочем, и терапевтические) не всегда приводили к исцелению: это подтверждают приведенные в летописях «истории болезни» Василия III и других князей. Не смогли помочь лечцы, как свидетельствует летопись, и владетелю Казанского ханства. Как сообщается, «царь казанский Магмет-Аминь занемог жестокою болезнию: от головы до ног, по словам летописца, он кипел гноем и червями; призывал целителей, волхвов и не имел облегчения; заражал воздух смрадом гниющего своего тела» [151] : и здесь медицина оказалась, к сожалению, бессильной.
151
Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 7. СПб., 1889. С. 66.
Можно, однако, утверждать, что методы, использовавшиеся древнерусскими врачами, соответствовали в основном тем, что применялись тогда в Западной Европе. Это подтверждает известный факт об одном из первых зарубежных врачей в Московском государстве.
Как свидетельствует Никоновская летопись, «в лето 6998» (1490 г. – М.М.) прибывший в Москву из Рима князь Андрей, брат жены Ивана III, великой княгини Софьи (Софьи Палеолог), привез с собой к его двору, в числе других, «лекаря мистр Леона Жидовина из Венеции»: врач должен был исцелить сына великого князя Ивана, Ивана Молодого, который «болел камчюгом в ногах (скорее всего, артритом, может быть, подагрой или другим заболеванием суставов. – М.М.). И видев лекарь Жидовин, мистр Леон, похвалоуся, рече великому князю Ивану Васильевичи), отцю его: «Яз излечю сына твоего великого (князя) от тоя болезни, а не излечю яз, и ты вели меня смертию казнити». И князь великий Иван Васильевич (Иван III. – M.M.), поняв веру речем его, повеле ему лечити сына своего великого князя. И нача его лечити: зелье пити дасть ему и жещи стъкляницами по телу, вливая горячюю воду».
Однако этот метод лечения (вантузы) не помог сыну великого князя: «И от того ему тягчаа бысть и оумре». Трагически окончилась и жизнь врача: «И того лекаря мистро Леона велел князь великый поимати и после сорочин сына своего великого князя велел его казнити, главы ссечи. И ссекожа ему головы на Болвановьи, априля во 24» [152] .
Небезынтересно, что в исторической литературе по поводу смерти сына Ивана III высказываются догадки, якобы наследник престола пал жертвой династической борьбы. Что-нибудь определенное на этот счет сказать трудно. Известно лишь, что позднее князь Курбский писал, что наследник был погублен Иваном III и Софьей [153] .
152
ПСРЛ. Т. 21. П., 1921. С. 207.
153
Зимин А. А. Россия на рубеже XV–XVI столетий. М., 1982. С. 67.
Еще раньше такой же трагической, как свидетельствует летопись, оказалось судьба другого иноземного лекаря – немца Антона. «Того же лета (в 1483 г. – М.М.) врач некий Немчин Онтон приехал к велик, князю, – писал древнерусский историк, – его же в велицей чести держа князь велики его, врачева же князя Каракучу царевича Даньяра, да умори его смертным зелием за посмех; князь же велики выда его сыну Каракучеву, он же мучив хоте дати на окуп, князь же велики не повеле, но веле его убити; они же ведше его на реку на Москву под мост, зиме, да зарезаша его ножем, яко овцу» [154] . Это произошло за семь лет до истории с Леоном.
154
Софийская летопись. П., С. 235.