Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма
Шрифт:
Таков общий смысл этого Аркана. Остается прояснить "детали", т. е. прийти к его конкретному пониманию. Нам еще предстоит вникнуть во всю безбрежность "как ?" воскресения.
Мы уже говорили в тринадцатом письме, что в земной жизни человека забвение, сон и смерть противоположны вспоминанию, бодрствованию и рождению. Забвение, сон и смерть суть члены одного семейства. Говорят, что сон - это младший брат смерти; столь же правомерно утверждение, что забвение есть младший брат сна. Забвение, сон и смерть представляют собой три этапа одного процесса уничтожения живого и мыслящего существа. Немаловажно и то, что приведенный нами рассказ о воскрешении Лазаря также наводит на размышления о цепочке "забвение-сон-смерть". В Писании говорится:
"Иисус же любил Марфу и сестру
Фома понял так, что Учитель позволил забвению (оставаясь в том месте, где услышал весть о болезни Лазаря), сну (сказав: "Лазарь уснул") и смерти довершить свое дело. Если такова была воля Учителя, любившего Лазаря, то не лучше ли будет, заключил Фома, ученикам пойти и умереть вместе с Лазарем? Право, Фома не ошибался относительно того, что Учитель дал в этом случае полную силу забвению, сну и смерти. Отсюда и вывод: "Пойдем и мы умрем с Лазарем".
Рассмотрим теперь подробнее две аналогичные и в то же время противоположные смысловые связи: с одной стороны забвение, сон и смерть, а с другой - вспоминание, бодрствование и рождение. Тем самым мы получим в свое распоряжение концептуальное средство, которое поможет нам в постижении таинства воскресения.
Мы знаем, что сознание нашего "это", сознание, пребывающее снами в течение шестнадцати часов дневного бодрствования, есть лишь малая частица всей совокупности нашего сознания. Это всего лишь срез единого целого, всего лишь центральная точка действия, т. е. суждения, слова и поступка.
По сути, в каждый конкретный момент содержимое нашего бодрствующего сознания ограничено рамками того, что как-то связано с тем, о чем мы судим, говорим или что делаем, либо собираемся судить, говорить или делать. Все прочее, т. е. все, что не относится к внешнему или внутреннему действию, в нашем сознании не присутствует и находится "где-то". Ибо действие подразумевает концентрацию сознания, т. е. отбор из множества принадлежащих нашему сознанию образов и понятий того, что интересует нас в плане этого действия. Так, всё, что мы знаем об астрономии, химии, истории и юриспруденции, будет бесполезными на время уйдет во тьму забвения, когда мы затеем разговор с садовником о нашем саде.
– Чтобы действовать, нужно забывать.
С другой стороны, чтобы действовать, требуется также, напротив, извлечь из той же тьмы временного забвения все сберегаемые памятью образы и понятия, которые могут оказаться полезными.
– Чтобы действовать, необходимо вспоминать.
Поэтому забывать означает отдалять во мрак скрытой памяти то, что нас не интересует; вспоминать же означает вновь вызывать интересующее нас в активном сознании "эго" из того же мрака скрытой памяти. Само собой разумеется, что эти образы и понятия не рождаются в тот момент, когда мы их вспоминаем, и не пропадают, когда мы их забываем; они, скорее, либо присутствуют в нашем разуме, либо удалены из него. Умение "сосредоточиваться" сводится, таким образом, к способности быстро и полностью изгонять из сознания все образы и понятия, которые бесполезны для данного действия. Это и есть совершенное владение искусством забвения.
Напротив, обладание "хорошей памятью" означает овладение механизмом вспоминания, который делает присутствующими необходимые человеку образы и понятия. В этом состоит владение искусством вспоминания.
Стало быть, между обычным бодрствующим (или церебральным) сознанием и сферой памяти происходит непрерывный процесс появления и исчезновения. Всякое "исчезновение" соответствует засыпанию или умиранию. Всякое же "появление" соответствует пробуждению или воскресению. Всякое представление, покидающее сферу церебрального сознания, ожидает та же судьба, о которой сказано: "Лазарь друг наш уснул... Лазарь умер". А судьба всякого вспоминаемого представления подобна той, что провозглашена устами Иисуса, громко воззвавшего: "Лазарь, иди вон!"
Таким образом, память дает нам ключ к аналогии, позволяющей разуму не впадать в растерянность, столкнувшись с проблемой воскресения. Она делает воскресение доступным пониманию. Собственно, аналогия между "громким голосом", воззвавшим Лазаря к жизни, и внутренним усилием, вызывающим к жизни воспоминания, раскрывает - mutatis mutandis - сущность магии Иисусова "громкого голоса" и "трубного гласа" Ангела воскресения, в чем мы убедимся далее.
Опыт учит, что мы легко забываем и с трудом вспоминаем то, что для нас не имеет значения, то, чего мы не любим. Человек забывает все, что не любит, но никогда не забудет того, что любит. Только любовь дает нам силу в любой момент вспомнить то, к чему сохранило "тепло" наше сердце. Безразличие, напротив, позволяет все забыть.
Так же обстоит дело и с "пробуждением и воскресением из мертвых". И здесь главной действующей силой является не вселенское безразличие (называемое нами "материей"), но вселенская любовь (называемая нами "духом"). Именно она вершит магический акт воскрешения, восстановления неразделимого единства - единства духа, души и тела - не посредством рождения (реинкарнации), а с помощью магического акта Божией памяти... Что же можно сказать об этой памяти?
Клиническим опытом современной невропатологии и исследованиями Анри Бергсона установлен факт, что в действительности ничто из всей совокупности психической жизни человека не забывается, а так называемое "забытое" пребывает в бессознательной (или экстрацеребральной) части психической жизни. В глубинах бессознательного живет совершенная память, где не забывается ничто.
И подобно тому, как ничего не забывает микрокосм, т. е. человек, так же ничего не забывает и макрокосм, т. е. мир. То, что в оккультной литературе именуется "хроникой Акаши", так же соотносится с ходом истории, как совокупная память психического бессознательного -с действующей памятью сознательного "я". Хроника Акаши представляет собой макрокосмический аналог совокупной памяти микрокосмического бессознательного (вернее, микрокосмического "внесознательного"). И подобно тому, как далека от пассивности совокупная психическая память, нередко воздействуя на психическое здоровье, так и хроники Акаши часто играют решающую роль в ходе мировой истории.
Оба эти аналогичных понятия - "совокупная психическая память" индивида и "хроника Акаши" (память космоса) - слишком обобщенны и по видимости сливаются. Между ними, однако, следует провести четкие границы, чего практически не сделали ни глубинная психология, ни оккультная литература. Напротив, обе трактовали совокупную психическую память и хронику Акаши en bloc (целиком), словно речь шла об однородных понятиях, лишенных каких-либо внутренних различий и противоречий. В действительности же как совокупная психическая память, так и хроника Акаши проявляют различия - и даже контрасты - каждая в своей сфере. В совокупной психической памяти следует различать три "картины памяти": простую, т. е. образную "картину прошлого"; "логическую картину", т. е. структуру прошлого; и, наконец, "моральную картину", т. е. пройденный путь прошлого. Три эти "картины" психической памяти соответствуют трем типам памяти, известным нам в сознательной жизни - автоматической, логической и моральной. Автоматическая память есть психофизическая способность воспроизведения (полуавтоматически, благодаря действию механизма ассоциаций) в воображении всех фактов прошлого независимо от того, соответствуют ли они конкретной ситуации. Она предоставляет в распоряжение сознательного "я" картину прошлого в виде сырья, из которого последнее извлекает необходимые ему элементы. Картина прошлого, представленная ассоциативной или автоматической памятью, индифферентна в том, что касается логики или морали: это просто совокупность фактов прошлого, разворачивающихся перед внутренним взором словно цветная озвученная кинолента. А зрителю, т. е. сознательному "я", остается лишь извлечь из нее примечателъные и соответствующие ситуации факты.