Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма
Шрифт:
Сосредоточение, а именно способность концентрировать максимальное внимание на минимальном пространстве (по словам Гёте, тот, кто желает исполнить что-либо достойно и с совершенством, «der sammie still imd unersehlafft. im kleinsten Punkt die grosste Kraft»{4}, т. е. должен «непоколебимо и неотступно направлять величайшую силу в мельчайшую точку»), является практическим ключом к достижению успеха в любой области. Современная педагогика и психотерапия, школы молитвы и духовных упражнений — францисканцы, кармелиты, доминиканцы, иезуиты, — всевозможные оккультные школы и, наконец, древняя индийская Йога — все они согласны в этом утверждении. На первой же странице «Йогасутр», классического труда Патанджали, сформулирована (во втором афоризме) практическая и теоретическая сущность Йоги — ее ключ и, так сказать,
Yoga citta vritti nirodha («Йога есть прекращение колебаний ментальной субстанции»{5}).
Другими словами, это и есть искусство сосредоточения. Непроизвольное движение мысли и воображения — непроизвольные «колебания» (вритти{6}) «ментальной субстанции» (читта) — происходят автоматически; такое движение противоположно сосредоточению. Следовательно, сосредоточение возможно лишь при условии покоя и безмолвия, которые достигаются посредством прекращения непроизвольной, хаотичной деятельности ума и воображения.
Поэтому состояние «безмолвствования» предшествует тем состояниям, которые характеризуются словами «знать», «желать»{7} и «сметь». Вот почему в пифагорейской школе начинающих, или «слушателей», вначале подвергали искусу пяти лет молчания. Ученику разрешалось говорить только тогда, когда он «знал» и «смел» — т. е. лишь после того, как он освоил искусство молчания, что и составляет искусство сосредоточения. Право «говорить» получали те, чья речь более не была всего лишь результатом хаотичной игры «помыслов» и фантазий, — те, кто смел (т. е. был способен) их укротить, благодаря практике внутреннего и внешнего безмолвия, и благодаря той же практике знал, что говорит. Практикуемое, например, в монастырях траппистов безмолвие — silentium, — предписываемое для часов уединения, является лишь разновидностью того же исходного требования: «Йога есть прекращение колебаний ментальной субстанции», — или: «сосредоточение есть безмолвствование ума и воображения».
Необходимо, однако, различать два противоположных по сути вида сосредоточения: незаинтересованное — и заинтересованное. Первое — то, которое благодаря усилию воли свободно от порабощения страстями, всеми видами одержимости и привязанности, тогда как второе является следствием преобладания той или иной страсти, одержимости или привязанности. В состоянии сосредоточения находится как молящийся монах, так и разъяренный бык; но если первый пребывает в покое созерцания, то второй вне себя от бешенства, ибо сильные влечения также реализуются в концентрацию высокой степени. Поэтому высоких степеней сосредоточения самопроизвольно достигают обжоры, скряги, гордецы и одержимые, — хотя, разумеется, это скорее состояние одержимости, чем сосредоточения.
Подлинное сосредоточение — это свободное действие в состоянии мира и покоя, предполагающее в качестве обязательного условия наличие незаинтересованной и несвязанной воли, ибо само состояние воли является при сосредоточении определяющим и решающим фактором. Поэтому, например, в Йоге от начинающего требуется в первую очередь освоение практики яма (пять правил нравственного поведения) и нияма (пять принципов воздержания и очищения), после чего он может приступать к следующему этапу — освоению собственного тела посредством физических (асана) и дыхательных (пранаяма) упражнений, — и лишь затем он вправе овладевать практикой трех степеней, или этапов, собственно сосредоточения (дхарана, дхьяна и самадхи — концентрация, медитация, созерцание).
И Сан Хуан де ла Крус, и Св. Тереза Авильская единодушны в том, что сосредоточение, необходимое для духовной молитвы, является результатом нравственного очищения воли. Поэтому всякие усилия сосредоточиться бесполезны, если
Взгляните на канатоходца. Ясно, что он полностью сосредоточен, иначе просто бы рухнул наземь. На карту поставлена сама его жизнь, и спасает его именно и только лишь предельная концентрация. Или, по-вашему, это его мысли и воображение заняты тем, что он делает? Найдется ли человек, способный предположить, что он прикидывает и размышляет, просчитывает и планирует, прежде чем сделать очередной шаг по канату?
Будь это так, он бы немедля упал. Чтобы удержаться на канате, он должен подавить всякую деятельность интеллекта и воображения, — погасить «колебания ментальной субстанции», поскольку это единственный способ испытать свое мастерство. Вместо разума головы во время его выступления включается ритмика, т. е. разум тела — его дыхательной системы и системы кровообращения. Собственно говоря, с точки зрения интеллекта и воображения это такое же чудо, как чудо Св. Дионисия, апостола Галльского и первого епископа Парижского, по традиции{8} отождествляемого с учеником Св. Павла — Св. Дионисием Ареопагитом. Св. Дионисий «...за исповедание Святой Троицы был перед статуей Меркурия обезглавлен мечом. И тотчас тело его восстало, и он взял в руки голову, и, ведомый Ангелом и великим светом, шел две мили от места, называемого Монмартр, к месту, где по его воле и Промыслу Божьему покоится доныне» (135: pp. 620—621).
Точно так же во время представления голова канатоходца (т. е. интеллект и воображение) и его тело функционируют раздельно. Он совершенно так же движется от одной точки к другой, неся, так сказать, в руках собственную голову, направляемый тем разумом, который отличен от разума головного и действует посредством ритмической (двигательной) системы его тела. Искусство и способности канатоходца, жонглера или мага в основе своей сходны с чудом Св. Дионисия, поскольку у каждого из них, как у обезглавленного святого, происходит перемещение центра, управляющего сознанием, из головы на уровень грудной клетки — из церебральной системы в двигательную.
Самопроизвольная концентрация, сосредоточение без усилия есть не что иное, как перемещений управляющего центра сознания в двигательную систему — из сферы мыслей и воображения в сферу нравственности и води. Об этом говорит горизонтальная восьмерка, форму которой напоминают поля шляпы на голове у Мага, равно как и его непринужденная поза. Ибо горизонтальная восьмерка — это не только символ бесконечности, но также символ ритма — ритмического дыхания и кровообращения, а именно — символ вечного ритма, или вечности ритма. Поэтому-то Маг олицетворяет состояние концентрации без усилия, т. е. такое состояние сознания, при котором центр, управляющий волей, низведен (точнее было бы сказать — «вознесен») из головного мозга в ритмическую систему, где «колебания ментальной субстанции» сведены к безмолвию и покою и больше не препятствуют сосредоточению.
Концентрация без усилия — т. е. такое состояние, где нечего подавлять и где созерцание столь же естественно, как дыхание или биение сердца, — является состоянием совершенного покоя сознания (т. е. мысли, воображения, чувств и воли), сопровождаемое полной релаксацией нервов и мышц. Это абсолютное безмолвие желаний и воображения, отрешение памяти и помыслов от всего постороннего. Можно сказать, что все существо человека в целом становится подобным недвижной водной глади, отражающей безмерное звездное Небо и его гармонию. И воды глубоки, — о, как они глубоки! И тишина растет, она все глубже... О, какая тишина! Она нарастает, пронизывая волна за волной все естество человека: накатывает волна тишины, за ней другая, еще глубже, но потом и она растворяется в безбрежном океане безмолвия... Случалось ли вам когда-нибудь пить тишину? — Если да, то вы знаете, что такое сосредоточение без усилия.