Медленные пули
Шрифт:
– Я не спрашивал, – сконфуженно огрызнулся Джо. – Просто набрал, и все. Подумал, это касается только ее и тебя. То есть ее и другого Майка.
– Все в порядке, – успокоил его Майк. – Правильно сделал, что не спросил.
Он снова просмотрел записку, и что-то в нем прочно встало на место. Теперь он узнавал код: воспоминание из дождливого ветреного прошлого. Координатная сетка крупномасштабной карты. Карты, которой пользовались они с Андреа, когда ходили в походы. Он уставился на цифры, готовые, казалось, выдать свою тайну. Он был уверен, что бывал там или где-то совсем неподалеку. Найти будет легко. Даже записка не нужна. У него всегда была хорошая память на числа.
По выстеленному линолеумом коридору прозвучали приближающиеся
– Это Андреа, – предупредил Джо.
Майк сложил бумажку так, чтобы цифры стали не видны, и бросил ее в сторону Джо. Его это не касается.
– Выброси в мусор.
– Уверен?
Отныне и навсегда в жизни его жены будет что-то, что его не касается, пусть даже на один день в году. Придется с этим как-то жить.
В конце концов, могло быть и хуже.
– Уверен, – сказал он.
От многих моих произведений эта повесть отличается тем, что ее действие происходит на Земле в относительно близком будущем. Пожалуй, я чересчур увлекаюсь такого рода вещами, вместо того чтобы писать исключительно «новую космооперу», но все же мои сюжеты в большинстве своем «внеземные».
Я не могу сказать, что плохо старался, но тем не менее большинство моих попыток писать фантастику «ближнего прицела» не дали ничего, кроме разочарования, усталости и незавершенности. Не знаю, в чем тут проблема. Сам я рассказы на эту тему читаю не менее охотно, чем «широкие эпические полотна». Думаю, я восприимчив к окружающему миру; структура и тенденции ближайшего будущего мне интересны как мало кому другому. Возможно, беда в том, что, хоть я и поднаторел в экстраполяционном миропостроении, в насыщении романов необходимым количеством сюжетных отклонений и эмоциональных встрясок, мне тяжело даются сверхидеи, на которых можно строить «земные» сюжеты. Может, я генетически запрограммирован писать про космос, про далекое будущее и будущее средней дальности? Если это так, то мне, наверное, следует примириться с судьбой. Как выразился однажды другой Аль, «не получается само собой – забей» [1] .
1
Имеется в виду шотландский певец и автор песен Аль (Эл) Стюарт. Процитирована строка из песни «Leave It» – «If it doesn’t come naturally, leave it».
Но все же я еще не готов отказаться от «близкого прицела».
Кардифф после смерти
Кардиффа больше нет.
Эпицентр взрыва находился – очень удачно – у стадиона «Миллениум», прямо перед входом «D». Так что стадион взлетел первым, раньше всего города. С самого начала было ошибкой ставить стадион в таком месте. Таффы [2] сами не спорят, что оплошали. Построили бы к западу от города, где хоть как-то можно разглядеть конструкцию целиком. Когда я переехал сюда из Халла, «Миллениум» выглядывал украдкой из-за новых сверкающих зданий, которые наросли вокруг за тридцать лет с момента его открытия.
2
Таффы (разг.) – жители Кардиффа. (Примеч. перев.)
Да что уж тут? Его теперь нет. Вот только и всего остального – тоже.
Когда я осуществился в Кардифф, после катастрофы не прошло и суток. Мирные жители – как из той временной линии, так и из других – не могли подобраться к тому, что осталось от города. Но я связан с проектом холодного прозвона, и на момент взрыва громадная часть нашего
От точки, где я принял контроль над машиной, до остатков университетских лабораторий пришлось добрых шесть часов ползти по завалам. Вокруг попадались другие роботы, по горчично-желтому небу проносились вертолеты «Чинук», мимо пробегали солдаты и гражданские в полной защитной экипировке, но больше никого живого я не видел. Если не считать нескольких бродяг, которые отказались эвакуироваться, все выжившие после удара лежали в полевых госпиталях, развернутых за пределами зоны заражения. В первые двенадцать часов погибли десятки тысяч. Еще для нескольких десятков тысяч прогноз был нерадужным.
Поскольку оборудование было нам дорого, мы постарались защитить его от всяких непредвиденных обстоятельств. Даже если бы в университет врезался самолет, мы ничего бы не почувствовали у себя в подвале с машинами холодного прозвона. Случись в Кардиффе землетрясение в восемь баллов, инструменты зарегистрировали бы лишь легкие помехи. Взрыв террористами самодельной ядерной бомбы был самой серьезной угрозой, от которой мы худо-бедно могли защититься, но и такой расклад учли в планах.
Лучше перебдеть, чем недобдеть, разве нет? Хотя – как мы друг другу твердили – всего этого все равно никогда не случится.
И что же уцелело? Хрен что, прямо скажем. От наземных строений остались обожженные руины. Чтобы найти крепкий воздухонепроницаемый проход, ведущий в подвал, пришлось копать добрый час. Я открыл дверь (код, конечно, был мне известен) и умудрился провести своего робота вниз по ступенькам, ориентируя траки так, чтобы сохранять вертикальное положение туловища даже при спуске.
Что же я нашел?
Ну, во-первых, себя. В той версии Кардиффа, по которой пришелся удар, я сидел на дежурстве, как и в той, по которой удар нанесен не был. И – чудо из чудес! – машины прозвона продолжали работать, потому что питались от запасного генератора, стоявшего в отдельном помещении внутри подвала.
На самом деле – никакого чуда, конечно. Я знал, что по крайней мере одна машина должна работать, иначе нам мы бы не установили перекрестную связь, нужную для осуществления. Вопрос был только в том, насколько эта перекрестная связь устойчива. Продержится еще дней пять-шесть или может гигнуться в любой момент?
Меня, Джо Ливерсэджа, спрашивать бессмысленно. Для того мира я погиб. Буквально. Когда робот нашел мое тело, оно лежало, безвольно распластавшись по рабочей консоли. В момент взрыва я сидел один в лаборатории: было воскресенье, остальные сотрудники отдела старались отвертеться от работы в выходные. А я что, я ж известный трудоголик.
– Ну че, придурок, так тебе и надо! – сказал я трупу через голосовую систему робота. – Козел ты тупорылый, Джо! Чего ты, спрашивается, не рванул с Миком в Сток на пивной фестиваль?
С трупом, увы, долго не побазаришь.
Почему я отбросил коньки, стало понятно не сразу. Система жизнеобеспечения вроде бы позволяла продержаться в подвале не одну неделю. Потом я заметил, что рядом лежит записка, написанная моим почерком – то есть почерком Джо.
«Дорогой Джо, – гласила она. – Воздуху хана, – похоже, изоляция хлипкая. Но машины – норм. Контакт удерживают. Покеда, приятель! Знатно рвануло. Твой друг Джо».