Медленные пули
Шрифт:
– Послушай меня, Майк.
– Я слушаю.
– Я сейчас тебе что-то скажу. Сегодня первое мая, как раз два часа дня. Мы выехали из Кардиффа в одиннадцать. В это же время в будущем году, в этот самый день, я сюда вернусь. Я собираюсь приготовить корзинку для пикника и подняться до самой вершины Пен-и-Фан. Я выеду из Кардиффа в то же время. И буду так делать каждый год. Каждое первое мая. Все равно, на какой день недели оно придется. Все равно, какая бы мерзкая ни была погода. Я поднимусь в горы, и ничто на свете меня не остановит.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять ее мысль.
– А другой Майк?..
– Нет. Я не говорю, что мы никогда не поднимемся сюда вместе. Но первого мая я приду сюда одна. – Она прямо взглянула на Майка. – И ты тоже будешь один. Ты найдешь кого-то, я уверена. Но кто бы она ни была, в этот день ты будешь один. Так что мы с тобой будем только вдвоем.
– Мы не сможем общаться. Даже не узнаем, держится ли другой нашего плана.
– Узнаем, – твердо сказала Андреа. – Мы будем держаться. Потому что обещаем, верно? Самое главное обещание, какое мы давали в жизни. Так мы будем знать. Каждый из нас будет в своей вселенной, или в мировой линии, или как там это называется. Мы будем стоять на одной и той же уэльской вершине. Перед нами будет один и тот же вид. И я буду думать о тебе, а ты будешь думать обо мне.
Майк провел ладонью по волосам Андреа. Пальцы уже не слишком слушались его.
– Ты ведь это всерьез, да?
– Конечно всерьез. Но я ничего не обещаю, если ты не согласишься на свою половину плана. Ты обещаешь, Майк?
– Да, – сказал он, – я обещаю.
– Я рада бы придумать что-нибудь получше. Я могла бы предложить всегда встречаться в парке. Но там кругом люди. А я хочу тишины, одиночества, чтобы почувствовать твое присутствие. К тому же парк могут срыть и построить на его месте торговый центр. А гора всегда будет здесь. По крайней мере, пока мы здесь.
– А когда мы состаримся? Не договориться ли перестать лазить на вершину начиная с какого-то возраста?
– Ну вот ты опять, – упрекнула его Андреа. – Решай сам. Я намерена лазить, пока меня не засунут в ящик. И от тебя того же жду, Майк Лейтон.
Он раздвинул губы в лучшей улыбке, на какую еще был способен:
– Тогда… я просто сделаю все возможное, веришь?
Пятница
К утру Майк обезножел. Нервосвязь все еще работала безупречно, но скорость передачи данных с одной линии на другую снизилась настолько, что не справлялась со столь сложной и требующей постоянного контроля функцией, как ходьба. Пальцы почти не слушались, как будто руки были одеты в боксерские перчатки. Он еще мог взять предмет, подставленный ему, но манипулировать даже простыми объектами, с которыми он отлично справлялся сутки назад, становилось все сложнее. Потянувшись к стаканчику с йогуртом, Майк опрокинул его на стол: слишком быстро дернулась вперед рука. По словам Джо, за ночь он утратил восприятие глубины. Очки, все медленнее передававшие данные, уже не обеспечивали стереоскопического изображения.
Он еще мог передвигаться. Научная группа, предвидевшая эту стадию, приготовила для него инвалидное кресло с простым управлением, предназначенное для людей с ограниченными функциями верхней половины тела. Предусмотрена была и тревожная кнопка, чтобы Майк мог вызвать помощь, если власть над телом станет уходить быстрее, чем предполагалось. Если бы его внезапно охватил полный паралич, кресло обратилось бы за помощью к прохожим. Если бы понадобилась срочная медицинская помощь, оно само направилось бы к ближайшему медпункту.
Андреа пришла к нему в лабораторию. Ему хотелось еще раз выбраться с ней в город, однако Андреа, с энтузиазмом поддержавшая эту идею по телефону, теперь заколебалась:
– Ты уверен, что стоит? Мы так славно провели время в четверг. Жаль портить впечатление.
– Я в порядке, – возразил Майк.
– Я только говорю… мы с тобой могли бы просто погулять по здешнему саду.
– Пожалуйста, – сказал Майк. – Мне этого… хочется.
Голос стал слабым, построение фразы давалось с трудом. Он говорил, как человек, охваченный пьяным унынием. Если Андреа это заметила, а она, конечно, не могла не заметить, то промолчала.
Они вышли в город. Поднять кресло в трамвай, даже с помощью Андреа, оказалось трудной задачей. Кажется, никто не знал, как опустить погрузочную площадку. Одно из преимуществ нервосвязи – человек в инвалидном кресле стал редким зрелищем. Технология, позволявшая человеку контролировать чужое тело, позволяла также справиться с нарушениями работы спинного мозга. Майк сознавал, что привлекает куда больше внимания, чем накануне. Для большинства горожан инвалидное кресло относилось к ужасам прошлого, как искусственные легкие или ножные протезы.
Видеомонитор в трамвае показывал новости о польских шахтерах. Новости были плохие. Перед спасательной командой стоял широкий выбор возможностей, в том числе требовалось решить, по какому из трех путей идти к заваленной шахте. Тщательно взвесив все за и против и учитывая, как мало времени оставалось у запертых обвалом людей, они выбрали маршрут, обещавший, казалось, самый простой и быстрый путь.
Выбор оказался неудачным и фатальным для шахтеров. Спасатели наткнулись на затопленный штрек, им пришлось отступать назад, оборудование было повреждено, а один из команды ранен. И все же шахтеров спасли в одной из связанных между собой мировых линий. В той реальности один из членов спасательной команды при посадке в самолет поскользнулся на льду и сломал бедро. Потеря одного человека, наиболее красноречиво отстаивавшего самый быстрый путь, привела к тому, что команда сделала иной выбор. Это решение оказалось верным. Им тоже встретились трудности и препятствия, и все же они сумели прорваться к заваленным шахтерам.
К тому времени, как это случилось, контакт с их мировой линией практически прервался. Даже самый сжатый видеосигнал проходил с трудом. Кадры, показывавшие выходящих из-под земли людей, выглядели зернистыми и бесцветными, как увеличенный газетный снимок прошлого столетия. Его протиснули через канал связи в последние минуты, прежде чем помехи поглотили сигнал.
Однако информация оказалась бесполезной. Даже зная, что существует безопасный маршрут, спасатели уже не успевали их вытащить.
Эти новости не улучшили Майку настроения. Выход в город, как и предсказывала Андреа, оказался неудачной идеей. К полудню контроль моторных функций совсем разладился, так что ему трудно было даже управлять креслом. И речь звучала так невнятно, что Андреа приходилось то и дело переспрашивать. Чтобы скрыть этот недостаток, он перешел на односложные ответы. Отказывать стал даже слух: звуковой сигнал приходилось неимоверно ужимать. Он не мог отличить голос птицы от шума уличного движения, а гула машин от шелеста листьев в парке. Голос Андреа доходил до него, словно пропущенный через синтезатор, искаженным почти до неузнаваемости.