Медная чайка
Шрифт:
– Давай я тебе очень смешную шутку расскажу, а ты меня поблагодаришь? – с жаром забормотала Гвен, дергая плачущую соседку за рукав. – Это мне Ульвин рассказал, слышал от кого-то из лесных. Заходят однажды в лес кот, бык и гусыня, а бык и говорит…
Но бедняга только пуще заревела. Она уже, кажется, не могла остановиться, и Гвен зашептала что-то успокаивающее, как делала мама. Потом еле слышно запела колыбельную, потом скорчила смешную рожу, но это тоже не помогло, наоборот – заслышав тихое пение Гвен, к рыданию присоединились все, кто стоял вокруг, и Гвен растерянно замолчала.
– А можно спросить? – обратилась Гвен к Смотрителю Один Один, когда та вернулась и повела ее и еще человек пять к одному из домов. – Нас когда отпустят?
– Не отпустить, – поколебавшись, ответила та.
– В каком смысле? – не поняла Гвен. – Ну просто скажите, когда?
– Плохо слушать? Быть здесь всегда до дальнейшие распоряжения. Не задавать вопрос. Не говорить с друг друг. Не нарушать порядок.
– А плакать можно? – в шутку спросила Гвен, потому что на раздающиеся отовсюду рыдания Смотритель не обращала внимания и никого не пыталась утешить.
– Нужно, – удовлетворенно кивнула Смотритель. – Плакать, бояться, сердиться. Это питать анимус Селения.
– Что такое анимус? – не поняла Гвен, но Смотритель уже распахнула дверь дома, втолкнула всех пятерых туда и закрыла за ними дверь.
Окон не было, но к темноте глаза скоро привыкли. На полу лежали ряды матрасов, и с них пялились на новоприбывших девочки, жившие тут еще до них. Гвен рухнула на ближайший свободный матрас и огляделась. Здесь Ястребов не было, а значит, настало время попробовать.
– Я была золотой волшебницей, – шепотом сказала она, когда все перестали шуршать и улеглись. Тишину нарушал только еле слышный плач тут и там. – У меня больше ничего нет, но я вам кое-что расскажу, а если вам понравится, вы меня поблагодарите. Хорошо?
– Нам нечем благодарить, – угрюмо ответила незнакомая девчонка.
– Мне хватит самой крохотной крупинки, – успокоила Гвен. – А если анима у вас подрастет, вам точно хватит расплатиться. В общем, слушайте. Да, магия куда-то делась, но моя мама – лучшая из волшебниц, и она мне рассказывала главное правило: все на свете находится в этом, в рав-но-весии. Если магии сейчас нет, то она где-то копится и, когда вернется, засияет так, что мы упадем от восхищения. Разумно?
Девочки переглянулись.
– Ну… да, – прошелестела одна, блестя глазами из темноты. – А когда это будет?
– Не знаю точно, в этом и есть приключение. – Гвен сложила ладони под щекой. От всех переживаний у нее начали слипаться глаза. – А мы пока аниму накопим. Только представьте, что сможете сделать, если у вас ее будет полно! Вообразите изо всех сил!
– Я заведу щенка, моего собственного, – мечтательно прошептала девочка у самой стены. – Мама несколько раз говорила, что разрешит взять у кого-нибудь из пастухов, если я буду хорошей.
– А я создам себе самые красивые наряды, – подхватил другой голос. – В моей деревне все бедные, даже плохонького волшебника нету, и мне все сказали, что я никогда много не накоплю. А я хочу такое платье, чтобы на нем вышитые цветы распускались, пока я по улице иду.
– Хочу, чтобы меня полюбил сын нашего рыбака, –
К разговору присоединялись все новые голоса, и Гвен сосредоточенно воображала все эти маленькие мечты так, будто они исполнились уже сейчас. Кажется, остальные делали то же самое: лица вокруг разгладились, плач стих. В длинной угрюмой спальне вдруг стало чуть светлее, и Гвен охнула, приподнявшись на локте. Она не ожидала от своей затеи такого сокрушительного успеха.
Мечты – великая сила, они питают тебя, но тут выяснилось еще вот что. Грезить о будущем, когда ты в безопасности, у зажженного очага, рядом с родителями, – приятно, но делать то же самое в темноте, в холодном чужом доме, понятия не имея, когда тебя отсюда спасут, – великолепно. Уровень анимы в каждом из этих перепуганных, промерзших сердец взлетел так, что воздух засиял. Все щенки и куклы, новые платья и красивые мальчики, одобрение родителей и приключения, все, чего отчаянно хотелось тем, кто тут собрался, хоть на секунду стало для них реальностью и во много раз усилило крохи анимы, оставшиеся в их сердцах после того, как общий источник магии куда-то делся.
Гвен тихо засмеялась. В слабом золотистом свете она смогла разглядеть лица, которые до этого едва угадывала сквозь темноту.
– Поблагодарите меня, – выпалила она.
И девочки нестройно, но с чувством шепнули:
– Благодарю.
Нежные золотые крупинки поплыли в ее сторону, Гвен бережно собрала их рукой и прижала к сердцу. Ощущение было такое восхитительное, что она не сразу заметила: стены этого угрюмого строения, будто в ответ на всплеск тепла, стали еще более ледяными, и бледное сияние в воздухе начало гаснуть, словно холод жадно его поглощал.
– Спрячьте все, – торопливо сказала Гвен. – Кажется, их магия чувствует нашу.
– Как это – спрятать? – пискнула девочка еще младше Гвен.
– Представить, что сияние вокруг тебя – твоя тайна и видеть его никому не надо, – важно ответила Гвен. Это ей говорила мама: та могла сиять, как солнце, и пару раз показывала ей этот трюк, но в остальные дни выглядела самой обычной женщиной. – Прячешь эту тайну как можно глубже в сердце, вот как в карман бы спрятал, и хранишь, пока не понадобится.
– А я слышала, настоящие волшебники прямо светятся, – вздохнул кто-то из темноты.
– Это чтобы покрасоваться, – фыркнула Гвен. – Самые-самые великие волшебники на вид точно как простые люди, им анима не для хвастовства. Ну же, прячьте! Дышите спокойно, не бойтесь и возьмите себе то, что и так ваше.
Вокруг засопели, но сияние пошло в правильном направлении: мягко сгустилось вокруг тел и впиталось в них, оставив холодную темноту ни с чем. Гвен с улыбкой раскинулась на матрасе. «Ярче свет во тьме горит» – вот что говорилось в стишке, который мама подарила тем молодоженам вместе со звездой. И правда, ярче, ну надо же! Сияющие крупинки анимы, которые в обычные дни были почти невидимы, в этих темных, наполненных чужой магией постройках казались звездами в ночном небе.