Медный гамбит
Шрифт:
— Если женщины согласны друг с другом, почему они ждут меня? Почему бы на нагрузить мешки на канков и не поскакать в сторону Урика?
Несколько мгновений он ждал ответа дварфа, и когда тот не последовал — как и ответ на вопрос о Руари — он наклонился над ведром чтобы помыть лицо. — Я был один-единственный, кто говорил, когда жуки были нагружены, — Павек продолжал лить воду на щеки, — и когда мы уходили из Урика. И я один-единственный, кто хотел бы услышать твое мнение, пока мы не под крышей дома Бабушки.
Он вылил неиспользованную воду из ведра. — Ну, что ты думаешь?
— Я согласен с тобой, вот и все. Квирайт посылал зарнеку в Урик еще до того, как Бабушка родилась, по меньшей мере она так говорит.
— Страж? — спросил Павек, вытирая подбородок рукавом. — Если страж против, они же не могут всерьез даже думать о том, чтобы послать зарнеку в Урик.
Йохан сделал безнадежный жест рукой. — Я знаю только то, что сказали мне, — тут он поправил себя, — что Руари сказал мне после разговора с Каши. Должно быть это первый раз, когда женщина и страж не согласны друг с другом.
Веревка лебедки взвигнула, когда Павек дал возможность ведру упасть в шахту колодца за новой порцией воды. — Они неподчиняются стражу? — спросил он, стараясь — безуспешно — убедить себя, что в этом есть какой-то смысл. — Считай, что они уже гниющие кости в роще Телами. Насколько я понимаю, этот страж просто вытащит из земли корни — они у него вроде пальцев — схватит ими их обоих и …
— Я тоже так думаю, — проворчал Йохан, хотя и с застарелым сомнением в голосе. — Я не могу сделать ничего, ты же знаешь. Пытался, пока глаза не полезли на лоб. И все без толку, так что бросил. Жизнь здесь неплоха и без друидства. Но ты другой. Они говорят, что ты превратил себя в фонтан короля-волшебника в самый первый день. Ты может поколебать их, а еще ты можешь встретиться со стражем. Когда ты будешь говорить, они услышат мысли стража. Может быть они и прислушаются.
Павек потряс головой. Согласно его весьма ограниченному опыту, страж Квирайта был чем-то вроде присутствия, но никак не личностью, ничем таким, с кем человек может встретиться и поговорить. — Я не могу помочь, — настойчиво сказал он, отходя от колодца. Йохан шел рядом с ним, шаг в шаг. — Может быть страж и говорит с другими, но со мной он не говорит. И, в любом случае, я никого никогда не уговаривал.
— В Квирайт может придти катастрофа, если они опять пошлют зарнеку в город! Лев из Урика без труда пройдет через соляную пустыню. Ты понимаешь, что может случиться? — Тон Йохана стал тяжелым, а челюсть выпятилась вперед.
— Случится то, что случится. Быть может Телами и раньше не подчинялась стражу, но тем не менее она до сих пор жива. Почему бы ей не проделать это еще раз? Может быть она мудрее стража.
Дварфы ниже людей. Верхушка лысой головы Йохана едва достигала середины груди Павека. Так что Йохану было не так то просто ударить влепить пощечину намного более высокому человеку так, чтобы тот не отшатнулся, заметив опасность, но Йохан с громким шлепком аккуратно проделал свою работу.
— Именно так говорят твои старые товарищи, желтомундирные темплары! — Павек отскочил в сторону, и второй удар Йохана пришелся в пустоту. — Забудь о своем гражданском бюро. Неужели ты не научился ничему с тех пор, как мы выташили тебя из Урика?
— Я выучил, что Телами правит Квирайтом примерно так же, как Хаману правит Уриком.
Йохан опять стукнул его в челюсть и его зубы заскрежетали. Он чуть не откусил себе кончик языка и потерял всякое желание продолжать беседу. Он слегка согнул колени и принял стойку кулачного бойца, готового к бою: один кулак защищает лицо, второй готов ударить по любой доступной цели. Но на свете мало было более бесполезным вещей, чем человек, пытающийся соревноваться в обмене ударами с жестким, крепким как камень дварфом. Стойка Йохана глубже, кулаки намного больше, а его защита непробиваема.
Они покружили друг вокруг друга, выискивая слабые места в защите, пока Йохан не объявил: — Я только зря трачу на тебя время, Просто-Павек.
Дварф отступил, описав ногой дугу назад, пока говорил. Но руки не опустил, и было видно, что он готов к бою; для кулаков Павека не было ни малейшей цели.
— Я пытаюсь быть тебе другом здесь, в Квирайте. У тебя много хороших качеств, но все они бесполезны, потому что ты из тех, кто постоянно лжет. А я не уважаю лжецов.
Павек мог бы сказать о себе самом много неприятных слов, но уж лжецом он не был, по меньшей мере так он считал. — Я никогда не врал тебе. Я держал рот на замке, когда я должен был, и я иногда говорил то, что должен был сказать, чтобы поддержать мир, — он подумал о Руари и яде кивитов, — но ты сам хорошо знаешь, что это не ложь.
— Ты лжешь сам себе, Павек. Ты просто лжешь сам себе, все время. Да, ты честен с другими, во всяком случае на свой, темпларский манер. Но это делает дела еще хуже! Ты уже сейчас живешь совсем другой, более лучшей жизнью, на которую и не смел надеяться в Урике: Регулятор Третьего Ранга! Ползающий у самого дна бочки гражданского бюро. Квирайт слушает тебя, но что ты ему говоришь? Да ты даже не слушаешь его! Что случится, то и случится! Смерть случится, Павек. Смерть случится для всех нас, но я собираюсь приложить все свои немногие силы, чтобы это произошло как можно позднее. Но что о тебе, регулятор Павек? Ты что, хочешь умереть? Ты что, хочешь чтобы Акашию продали на улицы Урика? А может быть ты мечтаешь умереть в пыточной камере Элабона Экрисара? Или ты хочешь увидеть, как по полям и рощам Квирайта бродят ручные зверюшки Короля-Льва, уничтожая все на своем пути? Я уверен, что Экриссар сможет добиться этого, если ты к тому времени еще будешь жив. Но ты не слишком счастливый человек, Просто-Павек, не правда ли? А темплары не сражаются за свои принципы, не так ли, Регулятор Павек? Захочешь ли ты увидеть эту свободную деревню, когда темплары пройдутся по ней? Это будет не самое приятное зрелище, я могу это тебе пообещать, здесь нет ни слова лжи.
— Назад, — прорычал Павек, следу своему собственному совету. — Я уже сказал тебе: я не лжец и я не умею уговаривать в любом случае; это одно и тоже. Прошлой ночью я сказал Акашии все, что я думаю. Но это не принесло ничего хорошего. Напротив, стало еще хуже. Она не хочет меня слушать.
— И ты сдался. Ты даже не попытался и ушел.
— Я сказал все, что я думаю. Что я еще могу сделать?
— Попробуй еще раз. Иди в домик Бабушки прямо сейчас и повтори ей то, что сказал прошлой ночью. Напомни им обеим, кто такой Элабон Экриссар и что он может сделать…
Сейчас между ними было четыре шага, слишком далеко для удара рукой или ногой, достаточно для того, чтобы ясно обдумать, что случилось.
Он сузил глаза. — Ты знаешь про Элабона Экриссара? Откуда? И вообще, кем ты был раньше? Ты не фермер. Ты сам носил медальон и желтую одежду, да?
Йохан нахмурился и покачал головой. — Я поражен, наконец-то ты набрался наглости и сам задаешь вопросы. Ты думаешь об этом с того самого первого дня в воротах…
— Мастер Пути?
Голова качнулась еще один раз.