Медный гамбит
Шрифт:
— Звайн, — запинаясь начал Павек, стараясь найти слова, которые объяснили бы всем, насколько обычным был этот мальчик в жестоком мире Урика, так отличающимся от Квирайта.
— обречен, — закончила за него Телами, и, судя по ее осанке и блеску глаз, сейчас страж тек через нее. — Ничего нельзя делать для него. Мы должны думать о тех, кто выживет. Они — будущее. Ради них мы не сожжем наши кусты зарнеки. Но мы здесь не трусы, скрывающиеся от врага, с которым не в состоянии померяться силой. Мы вернемся в Урик. Мы изучим этот яд, Лаг, этого Верховного Темплара и его миньонов. И мы разрушим все его планы без…
Внезапно Телами упала, схватившись руками за живот и чуть не скатилась с кровати на пол. Акашию, которая сидела справа от нее, охватила паника, это было видно по ее лицу и голосу, но она отдавала точные и резкие команды: Освободить дорогу. Пусть будет больше воздуха! Принести воды! — и паники не было в ее руках, которые баюкали старую женщину, к которой все почтительно относились, как к Бабушке.
Павек выскочил из домика вместе со всеми, давая место ветру и свежему воздуху, и друидам, помчавшимся к колодцу с чашками в руках. Он притулился рядом с Йоханом, чья могучая рука крепко держала его за спину. Лично ему, как темплару, все представлялось ясным, хотя и мрачным: Страж Квирайта не одобрил план Телами и Страж Квирайта более могуществен, чем любой живущий друид. Возможно, как и сказал Йохан, страж в принципе не наказывает членов общины, и даже их главу, за неподчинение, как и Хаману может простить случайное ругательство своим именем, а рабовладельцы не обращают внимание на наглость своего живого товара; но на этот раз неподчинение дорого стоило Телами.
Прежде, чем прибежали друиды с водой, от тела Телами начал исходить пульсирующий свет. Мягкое желтое сияние окутало ее, поглотив и Акашию, даже кисти ее рук не были видны сквозь желтое облако.
Она умирает, подумал Павек, Квирайт забирает ее, как он забирает кости в ее роще. С ударом сердца он спросил себя, удовлетвориться ли страж одной старухой, или он потребует дополнительные жертвы за непослушание, за неподчинение Акашии. Потом сияние утихло, и его ум тоже успокоился.
Смущенная, ослепленная и мигающая, но в остальном невредимая, Акашия сидела на пустой кровати, освещенная солнечным светом Атхианского дня.
— Она исчезла, — прошептал кто-то, по виду фермер, глядя на нее.
— Исчезла, — повторил кто-то с другой стороны комнаты, на этот раз громко и отчаянно, так как мгновение неверия своим глазам закончилось печальной и невыносимой пустотой.
— Бабушка исчезла! — вырвалось из нескольких ртов и нескольких сердец — тяжелейшая утрата для фермеров и друидов, для Квирайта.
Случилось невообразимое. Эта немыслимая ситуация требовала быстрых и решительных действий. Акашия встала, бледная и потрясенная, но полностью осознающая свою ответственность. Павек, который стал спокойнее, вдруг почувствовал, как его ноги снова врастают в землю, когда она подняла руки, призывая стража и читая его сущность. В присутствии такого большого количества друидов, в таких экстраординарных ибстоятельстах, он почувствовал это, хотя ему и нехватало знаний и опыта понять сообщение, текущее через его тело и сознание.
— Нет, не исчезла, — объявила наконец Акашия, подчеркивая и последнее слово и отрицание. — Она перенеслась в тайник. Тайник атакован. Его оборона прорвана! Она ищет. Она нашла…
Ее голос превратился в рыдание и Акашия вылетела из домика. Остальные последовали за ней, как друиды так и фермеры, очевидно ее слова имели для них большое значение, чем для него. Он попытался догадаться, о чем идет речь, но на ум ничего не пришло.
Он схватил руку Йохана. — Что такое тайник? — спросил он, а дварф в тот же момент спросил его самого, — Кто прорвал его оборону?
Они поглядели растерянно друг на друга, ожидая ответа и слыша, как тревога несется по деревне. Квириты, которые не участвовали в собрании, пробегали мимо открытой двери, направляясь на юговосток: именно оттуда Павек вошел в Квирайт и с тех пор он не разу не был там, так как именно в этом месте соляная пустыня ближе всего подходила к деревне.
— Кто? — спросил Йохан, освобождаясь от хватки Павека.
— Без понятия, — отозвался Павека, пожимая плечами.
Он почувствовал что-то, и это было намного больше того, что почувствовал Йохан, но сейчас это прошло, и он не понял сообщения. Он стоял в дверном проеме. В деревне осталось только немного младенцев и их озабоченных мам, чьи лица смотрели на юговосток и было видно, что мысленно они сейчас совсем в другом месте.
— Да что это такое, тайник? Если бы я знал это, может быть…
Йохан выдавил его из домика Телами. — Это под землей, там хранятся созревшие семена зарнеки. — Он протиснулся мимо Павека и быстро пошел на юго-восток.
Не было никого, кто бы сказал ему, что делать, так что он пошел вслед за Йоханом, отставая на несколько шагов. Мерцающая белая бесконечная поверхность была видна издали, она окружала деревню с трех сторон. Совсем мало каменных глыб и скрюченных кустов были видны в пустыне перед ней. Ни один друид не мог вырастить рощу так близко к Солнечному Кулаку. Но Йохан продолжал идти, следуя за редкой линией квиритов, до тех пор, пока они не оказались в пустыне, где не было никаких ориентиров.
Они собрались в месте, где не было ни деревьев ни воды, где соляная пустыня казалась совсем близко, а деревня за их спинами превратилась в линию совсем маленьких деревьев. Павек, добравшийся сюда, опять оказался последним, как и в домике. Но толпа расступилась перед ним — или перед Йоханом — и он следом за дварфом пробился к самому центру.
Телами сидела на ничем не примечательном камне перед неглубокой, круглой и совешенно пустой ямой. Струйка пыли, смешанной с песком, текла из пальцев ее левой руки на ладонь правой. Она низко наклонила голову: Павек вспомнил, что солнечный свет может повредить ее глазам, и вспомнил ее шляпу с широкими полями, оставшуюся висеть на своем месте рядом с дверью. Ему захотелось, чтобы он взял бы ее с собой; глупое, сентиментальное желание, так как, уходя из ее хижины, он даже не знал, куда идти.
Цвет пыли, желтый — как и у маленького облачка пыли над ямой — и горький вкус, буквально висевший в воздухе, от которого деревенели рот и нос, ответил на все вопросы, бурлившие в уме Павека.
Подавленная Акашия подошла к ним. — Руари, — прошептала она Йохану достаточно громко, чтобы Павек мог услышать. Дварф сплюнул на испятнанную желтым землю.
— Не может быть, — возразил Павек. — Это не совпадает с тем, что Телами упала прямо тогда, когда это произошло. Момент был выбран слишком идеально. Ты собиралась взять зарнеку в Урик; теперь ты не в состоянии. Руари не мог подслушивать и копать одновременно. Не обвиняй этого червяка-недоумка только потому, что страж наложил руку на вашу зарнеку.
Акашия бросила на него острый взгляд. — Он сидел здесь, в руинах, ожидая, когда бабушка появиться здесь. Он признался во всем. Он рассказал обо всем эльфам; он знал все, что мы знаем. Он побоялся, что ты убедишь нас взять зарнеку в Урик или захочешь украсть ее, если не сумеешь нас убедить. Он решил взять дело в собственные руки. Он ненавидит тебя, Павек. Ненавидит с такой силой, что стал слеп ко всему. Он думал, что это был единственный путь остановить тебя.
— А вместо этого остановил тебя, — проворчал с иронией Павек и заработал еще один острый взгляд.