Медный король
Шрифт:
– Мы все заплатили, – плачущим голосом подхватила полная дама. – Нас с сестрой встречают… сегодня в порту… Во имя Императора, мы не можем уйти!
Таможенник глянул на нее, но ничего не сказал. Купец, стоявший рядом, сообщил даме вполголоса:
– Императором здесь не клянутся.
– Мы не можем уйти, – капитан говорил отрывисто и глухо, так поразила его нежданная, случившаяся в самом конце пути беда. – У нас на исходе… запасы пресной воды.
– Я не собираюсь заботиться о вашей воде, – таможенник направился к лестнице, по которой уже спускались его подчиненные. – Мой вам простой
Мальчишка стоял по-прежнему в стороне от всех. Неясно было, понимает он или нет, из-за чего такая суматоха. Не похоже, чтобы его смущали взгляды – злые, откровенно неприязненные, иногда брезгливые.
– Сколько можно ждать! – закричала полная дама. – Сбросьте его за борт, в самом деле! Вы же видите – другого выхода нет, иначе нас не пустят!
Переписчик выступил вперед. Губы у него тряслись.
– Господа, я понимаю ваше возмущение… Я сам, я не знал… но, господа, это ведь моя собственность… Он орудие моего труда, очень ценное, важное… Он источник моих доходов! Он очень дорого стоит, кто мне возместит?!
– А кто мне возместит простой на рейде?! – рявкнул капитан.
– Вы поставили нас всех в ужасное положение, – заметил купец. – Кто виноват, как не ваша небрежность? Всем известно, что гекса и их полукровок не пускают в Мирте!
– Погодите, – переписчик кинулся за таможенником, готов был схватить его за рукав, но в последний момент удержался. – Погодите… Я могу заплатить штраф. Мы же люди, давайте договоримся… Я уплыву с ним сегодня же, я только пересяду на другой корабль!
– Ни ногой, – таможенник взялся за скобу, к которой крепилась лестница. – Гекса не осквернит Мирте ни дыханием, ни прикосновением, ни мерзким выделением своим. Выкидывайте за борт – или корабль не пройдет.
Пассажиры говорили уже в полный голос, и, казалось, ни один не слышит другого.
– Но что же мне делать, – переписчик кусал губы. – Это… главное мое достояние, этот раб! Он… у него небывалая память на буквы и знаки, он переписывает книги с небывалой скоростью, без него я впаду в нищету!
– Ваше дело, – таможенник поставил ногу на ступеньку лестницы. – Эй, капитан, минута на размышление.
– Да чего думать-то! – закричал старший из ремесленников, бородатый ювелир. – У меня контракт в Мирте, кто за меня заплатит неустойку?!
– Может быть, лодка, – бормотал бледный, как лед, переписчик. – Может быть, спустить лодку… Он переписывает по целой книге за три ночи!
– Придется тебе самому потрудиться, – сказал ювелир и сплюнул за борт. – Руки не отвалятся!
Капитан, стиснув зубы, шел по палубе, перешагивая через канаты, брошенные кем-то узлы, – шагал к мальчишке.
Тот попятился.
– Хорошо плаваешь? – угрюмо спросил капитан.
Мальчишка молчал, продолжая отступать. Капитан схватил его за шиворот. Мальчишка вывернулся с неожиданной ловкостью и бросился бежать – вдоль правого борта.
Подоспели матросы и пассажиры. Десять рук одновременно вцепились в куртку и штаны из застиранного полотна, но мальчишка, юркий, как уховертка, вырвался снова. Его опять догнали и сбили с ног.
– Не оглушайте! – голосил переписчик. – Так он, может, выплывет! Книги мои, еще и до половины… А задаток-то…
Он сел на свернутый канат и, сокрушенно раскачиваясь, взялся за голову. Перо за ухом, знак профессии, поникло.
Извивающееся тело мальчишки общими усилиями перебросили через борт. Мальчик полетел вниз, молотя в воздухе руками и ногами, и плюхнулся в воду, и брызги ударили в борт парусного судна «Крылама».
Таможенник, наблюдавший с палубы, кивнул:
– Входите в гавань. Можете швартоваться.
Он погрузился с головой. Вода ударила по ушам, на миг сделалось больно, но Развияр тут же выплыл, схватил воздуха в легкие и затряс головой. Боль прошла моментально, как и появилась. Рядом, совсем рядом был мокрый борт «Крыламы» – блестящий и черный над водой, а под водой – бурый, волосатый, кое-где поросший ракушками. Вода оказалась почти такой же прозрачной, как воздух: Развияр мог видеть всю тушу «Крыламы» до самого киля.
Распустились и набрали ветер паруса – зеленые с красным, цвета Фер, порта приписки. Запенилась вода у борта, и сам борт медленно двинулся, проплывая мимо. Развияр подался в сторону: за кормой «Крыламы» бурлил высокий белый вал, угодить туда – мигом затянет и завертит, оставит под водой навсегда.
«Крылама» уходила медленно. Вот она закрывает весь мир, вот она отодвинулась, вот она – силуэт, все еще огромный, но уменьшающийся с каждой минутой. Развияру снова открылся город: высокий, парящий в облаках, Мирте позволял смотреть на себя и капитану на мостике, и утопающему гекса посреди моря. Хотя прежде Развияру никто не говорил, что он – гекса.
Солнце садилось. Говорили, что смотреть на Мирте можно в полдень, на рассвете, на закате, ночью, – с каждым взглядом это будет новый город. Вот и теперь: бирюзовые арки сделались синими, а розовые – опалово-желтыми. Белые башни окрасились золотом. Шпили держали на остриях облако, будто пригвоздив его к небу.
Море не волновалось. Небольшая волна то поднимала Развияра, то опускала. Там, где прошла «Крылама», оставался на воде след. Растопырившись на поверхности, болтая в воде ногами, Развияр видел, как далеко-далеко скользит таможенная лодка, и еще одна, и еще. Как вслед за «Крыламой» направляется в гавань другое судно – под желтыми и белыми парусами.
Он глотнул соленой воды и закашлялся. На его памяти никто не учил его плавать. Тем не менее, держаться на воде он всегда умел. Не стоит плыть к берегу, на берег не пустят. Тогда куда?
Развияр отдышался, огляделся и поплыл, нацелившись на небольшой корабль, стоявший дальше всех от берега. Почему-то ему казалось, что если корабль небольшой и если стоит так далеко – его обязательно возьмут на борт. Почему нет? Он хорошо умеет работать.
Склонялось солнце, золотой город снова менял свой облик. Развияр плыл; вода оказалась такой обманчивой – и твердой, и мягкой одновременно. С борта «Крыламы» поверхность моря казалась устойчивой, но ходить по воде нельзя. Корабли и лодки двигались быстро, Развияр думал, что и сам сумеет так плыть – но ошибся; барахтаясь, он старался изо всех сил, однако город по-прежнему парил над водой, отражаясь в ней вместе со шпилями и облаками, и корабль на рейде оставался столь же далеким.