Медный всадник
Шрифт:
– Мне тоже не кажется смешным то, что такая женщина, как ты, собирается провести всю свою жизнь с человеком, скажем так – посредственным, – сказал он все с той же улыбкой. И нарочно повторил, видя, как она вспыхнула: – По-сред-ствен-ным!
– Я расслышала. Скажи еще, что я его на самом деле не люблю! – предложила она с улыбкой.
– Это было бы глупо. Иначе бы ты не вышла за него замуж, полагаю.
– Верно полагаете, товарищ Акентьев!
– Можно еще чашечку?
Они помолчали, разговор совсем не клеился. Акентьев допил чай и стал собираться.
– Иногда мне кажется, что он и не умер вовсе! – сказала она, когда он стоял уже в дверях.
«Я могу навести справки!» – хотел сказать Переплет, но не сказал. Она бы все равно не поняла.
Он и так поспешил, сделал глупость. И Невский вылез некстати.
Напоследок сказал, что не прощается – при плохой игре важно сохранить хорошую мину. Но он знал – есть сотня способов избегать человека, с которым не хочешь встречаться. А у замужней женщины с детьми таких способов не меньше тысячи. А то, что Альбина вряд ли захочет его снова видеть – можно не сомневаться.
И что теперь оставалось? Либо сдержать страсть, забыть о ней навсегда… Либо действовать. В швейцарском пансионате Дине суждено провести не одну неделю. И за это время можно успеть многое, если подойти с умом. Переплет вспомнил, как недавно на одном внеплановом заседании в ресторане гостиницы «Москва» Дрюня Григорьев со всем доступным ему красноречием рассуждал о мести.
– Месть это святое! – приговаривал он и тряс пальцем, словно держал его на курке револьвера – и жест, и фраза, очевидно, были позаимствованы им из какого-нибудь вестерна.
И рассказывал про какого-то ушлого ублюдка из своих знакомых – тот недавно удачно избавился от конкурентов, подставив их под уголовное дело. Теперь, припоминая этот разговор, Акентьев призадумался. Стоит закрасться в голову мысли, и ее уже не выгонишь.
– Ты читал?! – Альбина сложила газету. – Один из магазинов разгромили какие-то бандиты. Ужас, что творится. Разнесли все вдребезги!
Вопрос был риторический. Олег ничего не слышал, ничего не читал и если сообщал что-то, выходившее за рамки их семейной жизни и работы, то это было то, что он услышал в разговорах с деловыми партнерами или от Александра Акентьева. Из Москвы вернулся с подарками и планами, которыми делился не очень охотно, уже хорошо зная, что Альбина не любит загадывать вперед.
– Бывает, – сказал он по поводу статьи. – Не заплатил, значит, кому следует.
– Как ты можешь говорить об этом так спокойно?! – возмутилась она.
– Девочка моя, – ох, как ненавидела Альбина, когда он брал на себя этот покровительственный тон, – не будь такой наивной. Чудес не бывает! Если кто-то зарабатывает большие деньги, то всегда найдется тот, кто захочет получить свою часть на правах сильного. И если государство не способно защитить нас, то единственный выход – договориться. Это, конечно, неприятно, но ничего не попишешь.
– А ты, ты тоже платишь? – спросила она недоверчиво. – И кому, позволь узнать?! Может быть, этим твоим деловым друзьям?!
– Я ведь тебе объяснил, – сказал он спокойно. – Это совершенно нормальная ситуация! Я не могу без них, иначе нам придется бросить все дело, и даже твой Акентьев нам ничем не поможет! Он же мне и подсказал, кстати, к кому обратиться!
– Хорошо, что папа этого не слышит! – пробормотала Альбина.
– Ну, я бы и не стал при нем ничего говорить! – сказал Олег. – Эй, полегче, пожалуйста, с посудой, а то останемся без сервиза.
Альбина, разволновавшись, едва не смахнула со стола чайную чашку.
В последнее время у них с Олегом было много разногласий. Альбина пеняла ему за то, что он мало времени уделяет семье. Была в этом и доля ревности – ей теперь приходилось поспевать всюду: и на работе, и дома. Швецовы еще не приблизились к тому уровню благосостояния, когда можно все хлопоты по дому поручить прислуге.
Да и в любом случае, Альбина не доверила бы близнецов никому, кроме самых близких людей. Она изумлялась упорству и героизму Вадима Иволгина, который столько времени растил дочь практически один. Однако ставить Домового в пример Олегу было бы, по меньшей мере, несправедливо. При всех своих неоспоримых достоинствах Вадим Иволгин был человеком домашним, почти полная противоположность ее мужу. Недаром они так и не стали друзьями.
В тот день Швецов готовился к важной встрече – собирался закупить разом оборудование и материал на очень выгодных условиях. Сделка шла не под патронажем Акентьева – Олег и сам уже неплохо ориентировался в бизнесе.
Альбина, раньше весьма сомневавшаяся в деловых качествах мужа, видела, что он буквально на глазах приобретает уверенность и хватку. И это ее радовало. Радовало и то, что Олег не превращается в одного из тех жлобов, которых хватало в его недавнем окружении, да и в нынешнем, говоря по правде, тоже. «Всегда можно остаться не замаранным, – думала она, – если только есть в человеке чувство собственного достоинства. Вот и Акентьев, хоть и заседает в своем гадюшнике, все равно не похож на прочих слуг народа». Только последняя встреча оставила неприятный осадок в ее душе.
«Посредственность!» Альбине следовало выкинуть его за дверь после этих слов. «Где твоя гордость? – спрашивала она себя. – А может быть, ты в глубине души с ним согласна?» Впрочем, вскоре всем этим мыслям и сомнениям было суждено отойти на второй или даже третий план.
Олег не вернулся домой к обеду, как собирался. Обычное дело – задержался по делам, Альбина ни на минуту не забеспокоилась. И сердце не затрепетало, а должно было бы. Потом в доме раздался звонок.
– Милиция? – Альбина не сразу поняла, в чем дело.
Наверное, это ошибка, и речь идет о другом Олеге. Она дважды уточнила фамилию, им нужно было дать ему трубку – это ведь так просто. Зачем ее мучить?!
На самом деле, мучения только начинались. Швецову крупно не повезло, как с ледяным спокойствием объяснял ей следователь в прокуратуре. Он же зачитал протокол, составленный странным канцелярским языком.
– После задержания у гражданина Швецова О. Е. были изъяты дензнаки Соединенных Штатов Америки, на общую сумму пять тысяч североамериканских долларов… – Альбина тупо кивала.