Медовый месяц на ледяной планете. Рахош и Лиз
Шрифт:
Спать здесь? Без меня?
Я набрасываюсь на него с гневом.
— Мы что, даже говорить об этом не будем? Ты просто приходишь в бешенство и сваливаешь сюда, даже слова мне не сказав, с чего ты решил, что засунуть палец мне в задницу — это отличная идея?
Не думала, что это возможно, но его плечи становятся еще напряженнее. Его хвост яростно стегается об пол. На меня он не смотрит, просто продолжает расстилать шкуры с дергаными, сердитыми движениями.
— Ну? — побуждаю я. — Тебе, наверное, не хочется говорить,
Р'aхош ничего не говорит, просто игнорирует меня.
— Ты… подумал, что если достаточно усердно потянешься, то сможешь оттуда вытащить хвост, и тогда мы с тобой подойдем друг другу?
Его хвост щелкается, хотя он делает все возможное, чтобы игнорировать меня.
— У тебя охотничья версия критических дней, что означает, что ты чертовски не в духе. Или у тебя низкий уровень мидихлориан*, и теперь ты никогда не сможешь стать джедаем, — добавляю я, забавы ради бросив шутку о «Звездных войнах».
Прим. Мидихлорианы, также Органеллы Мидихлорианы (англ. midi-chlorians) — разумная микроскопическая форма жизни, находящаяся внутри всех живых существ, согласно вселенной «Звездных войн». В основе их концепции лежит идея симбиоза и реально существующих митохондрий. Впервые были упомянуты в «Скрытой угрозе», несмотря на то, что задумывались еще в 1977 году. Являются посредниками между живыми существами и так называемой Силой. Чем больше их в носителе, тем сильнее его связь с Силой.
Он сжимает челюсть и оглядывается на меня через плечо.
— Остановись. Просто… забудь об этом.
Я иду вперед и хватаю его за рог — не тот, который изуродован в обрубок, а который неровно расположен у него на голове. Я дергаю за него.
— Да не собираюсь я останавливаться, дубина ты огромная, потому что я люблю тебя и хочу знать, что тебя так гложет. Мы должны об этом поговорить.
Я продолжаю дергать его за рог, наклоняя его голову назад, чтобы он был вынужден посмотреть на меня, а он просто закрывает глаза. После долгого, упорного мгновения упрямства, он вздыхает и убирает мою руку.
— Я… хотел доставить тебе удовольствие, — говорит он хриплым, жестким голосом.
От этого мое сердце просто сжимается, и я кладу руку ему на плечо.
— Ты же доставляешь мне удовольствие. Каждый раз, когда мы вместе в постели.
Р'aхош мотает головой, отвергая мои слова.
— Должно быть нечто большее. Я должен быть нечто большее. Тебе нужна хорошая пара, достойная. Знаю, я далеко не добрый, или с которым так уж легко жить. Знаю, что я не красавец. А теперь я еще и в изгнании. Я не хочу, чтобы ты думала, что твой кхай сделал плохой выбор. Я должен делать больше, чтобы доставить тебе удовольствие и чтоб ты была довольна.
Господи!
Мой бедный, сладкий инопланетянин.
У меня сердце болит за него. Я опускаюсь на колени позади него и обнимаю его вокруг груди, приложившись щекой к его широкой спине и позволяя моей груди прижиматься к его коже.
— Как ты можешь так думать? — тихо спрашиваю я, поглаживая руками вверх и вниз его кожу.
Долгое время он ничего не говорит, лишь ослабевает от моих прикосновений. Затем наконец-то он признается:
— Мой отец…
— Ни слова больше, — шепчу я.
Я поняла, в чем дело. Вошь обеспечивает, чтобы мы зачали совместного ребенка, но от спаривания в восторге далеко не все. Я не забыла истории Р'aхоша о том, как его мать ненавидела его отца и какими несчастными они оба были. Наверное, он считает, что в постели он должен быть каким-то удивительно дарованным Богом — можно подумать, он уже не такой! — для того, чтобы я всегда оставалась довольной. Видимо, поэтому он начал со мной так странно себя вести.
Он беспокоится, что он для меня недостаточно хорош.
Именно эта сладость и делает меня такой счастливой. Ни один мужчина никогда не прикладывал столько усилий, чтобы быть уверенным, что я довольна отношениями. Для него так много значит, что я его пара, что я вместе с ним. Первый раз в жизни другие ему завидуют, потому что у него человеческая пара. Ему завидуют его отношениям, его будущему, и, хотя он изгнан, я знаю, что большинство других одиноких мужчин в племени с удовольствием обменялись бы с ним местами, если бы это означало заполучить свою собственную женщину.
Но мой бедненький Р'aхош только и думает о том, что потеряет меня.
Мне, наверное, из-за него нужно быть расстроенной, а я всецело переполнена огромной любовью к большому инопланетянину. Я провожу рукой вверх и вниз по его груди, наслаждаясь тем, как он льнет к моим прикосновениям. Его голова откидывается назад, и я осторожно наклоняю лицо, чтобы он не ударил меня своим рогом, а затем наклоняюсь и целую его в шею. Я люблю его ответный стон и то, как его тело пробирает дрожь.
— Я люблю тебя, — шепчу я ему. — Я люблю в тебе все. Люблю смотреть на тебя. Люблю твои шрамы и твои уникальные рога. Люблю твою угрюмость. Люблю ту суровость, как ты держишь себя. Я даже люблю, когда, разозлившись, ты в бешенстве колотишь своим хвостом.
— Вранье, — говорит он, и это слово невнятно слетает с его губ. Его хвост снова тяжело колотится, и я осознаю, что перешагиваю через него, и он оказывается в ловушке у меня между бедер. Но я не двигаюсь. Я просто даю ему понять, что я поймала его, и продолжаю целовать и гладить его красивую синевато-серую кожу.
— Правда, — заявляю я. — Зачем мне врать? Я люблю твои шрамы, — я поднимаю руку и прослеживаю один из наиболее крупных. — Они рассказывают историю. Не такую уж плохую, просто историю о том, кто ты и что ты пережил. Они отличают тебя от остальных. И я не знаю, заметил ли ты, но мне нравится именно то, что отличается.