Медовый месяц на Ледяной планете. Рух и Харлоу

Диксон Руби

Он здесь. Он здесь, и он помогает мне. Он никуда не денется. Я испытываю такое облегчение, что опускаюсь на колени и снова задыхаюсь.

— Хар-лоу? — Рух встает со своего места у шкуры и подходит ко мне. Я смотрю сквозь слезы, как он изучает свои грубые, покрытые кровью руки, как будто он хочет обнять меня, но не может. Вместо этого он опускается на корточки рядом со мной, наклоняя голову, чтобы видеть мое лицо. — Да?

Это неправильное слово, но я знаю, о чем он спрашивает. Я выдавливаю улыбку и вытираю глаза.

— Я в порядке. Просто эмоциональная.

Вероятно, из-за беременности. — Или что просто за последнее время многое произошло, но я не могу сказать ему об этом сейчас. — Спасибо, что остался.

Он наблюдает за мной, затем подходит и целует меня в макушку.

— Чай?

— О. — Я снова становлюсь сентиментальной и плаксивой, но на этот раз я лучше это скрываю. Он знает слово, обозначающее чай. — Чай был бы великолепен, спасибо. — Всего лишь этот маленький жест, и все в мире снова кажется правильным.

С помощью Рух все не кажется таким уж пугающим. Не успеваю я оглянуться, как все мясо коптится, все меха очищаются, а мозги втираются в нижнюю часть кожи. Это не самая лучшая работа, которую я когда-либо делала. Я знаю, что нужно предпринять еще несколько шагов, чтобы кожа была максимально мягкой, какой только может быть — много растягивать и сушить, растягивать и сушить. Но наш приоритет — количество, а не качество — качество может прийти позже.

Когда я заканчиваю со своей последней шкурой и оглядываюсь вокруг, я не вижу ничего срочного, что нужно было бы сделать. Впервые за много дней нет ничего настолько неотложного, что не могло бы подождать до завтра.

Я хочу упасть в обморок от облегчения. Вместо этого я просто вытираю вспотевший лоб и глубоко вздыхаю.

— Я думаю, на сегодня мы закончили, детка.

Рух хмуро смотрит на меня и вытирает мне лоб большими пальцами. Ой. Должно быть, я что-то размазала. Я опускаю взгляд на свои руки… и морщусь. Я совершенно отвратительна. Мои ногти покрыты грязью, моя кожа покрыта засохшими кусочками безымянных вещей, и я потная и противная. Я бросаю взгляд на Руха, и у него то же самое. Он тоже грязный, и его длинные волосы прилипли к коже.

Теперь, когда худшая часть работы сделана, я ничего так не хочу, как принять горячую ванну.

— Давай умоемся, хорошо? — Я делаю скребущее движение в сторону своего партнера, указывая на уборку.

— Мыться.

Он кивает.

— Мыться.

Поскольку сегодня мы работали бок о бок, я обсудила с ним основные слова. Скрыть. Мясо. Соскрести. Нож. Волна. Море. Всему, на что я могла указать или что легко сделать, я давала слова, и Рух повторял их. Я не уверена, сможет ли он вспомнить все, что мы обсуждали, но я надеюсь, что день ото дня мы будем лучше понимать друг друга.

Я подбрасываю дров в огонь, разжигая его, в то время как Рух наполняет водой оба наших мешка, чтобы согреться над пламенем. Есть несколько камней поменьше, которые я продолжаю греть у костра и опускаю в подогретую воду, чтобы быстрее согреть вещи, когда Рух снова исчезает в пещере. К моей радости, он возвращается с моими мыльными ягодами.

— Мыть, —

снова говорит он и указывает на маленькие ягоды. — Повторить?

Он просит слово для них.

— Мыльная ягода, — говорю я и добавляю немного в воду. Они засохли, потому что я хранила их так долго, но я надеюсь, что нагревание их в воде выжмет немного очищающего сока. Во всяком случае, мы будем приятно пахнуть фруктами.

Когда вода нагревается, Рух движется ко мне. Я устало улыбаюсь ему. Я наполовину ожидаю еще одного словесного вопроса, но вместо этого он дергает за шнурки на моей тунике.

— Мыться, — бормочет он. — Мыться Хар-лоу.

— Я довольно грязная. — Я улыбаюсь ему, стоя неподвижно, чтобы он мог потянуть за завязки. — Дни и ночи грязи. Будет приятно очиститься.

Он прищуривается, глядя на меня, и я могу сказать, что он пытается следовать моим словам.

Я кладу руку на мазок на его твердом, как камень, животе и провожу по нему щеткой.

— Грязный, — говорю я ему. Я вытираю еще одну полоску грязи на его руке. — Грязный.

Рух хмыкает. Он расстегивает перед моей туники, обнажая мою грудь. Мои соски покалывает от холода, и его взгляд устремляется туда. Голодная боль начинается внизу моего живота, и я задаюсь вопросом, станет ли это сексуальным. Но Рух просто стаскивает с меня тунику, а затем смотрит на мои предплечья и грязь там.

— Грязный.

Да, я довольно грязная. Я полагаю, это хорошо, что мы не становимся сексуальными… хотя, честно говоря, меня все меньше и меньше волнует, как я выгляжу рядом с Рухом. Я знаю, что нравлюсь ему, несмотря ни на что. Мои волосы могли бы быть отвратительной копной, и он все равно считал бы меня красивой. Это довольно освобождающее чувство. Я провожу пальцами по его груди, потому что я устала, у меня болит и я грязная, но в то же время я возбуждаюсь. Прошло много дней с тех пор, как я занималась сексом со своей парой, и я скучаю по этому. Я скучаю по нему.

Плюс, то, как он говорит «грязный» таким ласкающим тоном, чертовски сексуально.

Он совершенно голый — как обычно — и я хочу провести по нему руками. Я хочу взять его член и тереть эти бугорки, пока он не станет таким твердым, что из него потечет, а потом он потеряет контроль и повалит меня на песок, и у нас будет горячий, грязный секс.

За исключением того, что песок довольно противный, и моя кожа тоже. Я вздыхаю при этой мысли, потому что я липкая и немного чешусь.

— Грязный, грязный Харлоу.

Рух хихикает. Он наклоняется и опускает мягкую кожаную тряпку в воду, взмахивая ею, как я делаю, когда купаюсь. Затем он вытаскивает ее и прижимает к моей коже, на его лице выражение глубокой сосредоточенности, когда он моет меня. Девушка могла бы привыкнуть к этому. Я счастливо вздыхаю, убирая волосы с шеи, пока он вытирает меня теплой водой. Я стараюсь не смотреть на струйки воды, стекающие по моей коже, потому что уверена, что они красные и коричневые, и я просто хочу сосредоточиться на том, чтобы согреться.