Медведь и бабочка
Шрифт:
Сначала валенок Мишу поборол, а потом Миша валенок. Поборол, залез на него победителем и вспомнил про бабочку.
Не летает ли кто по избе?
Нет, никто не летает. Один я в избе. Не летаю, а в уголке сижу, на Мишу смотрю.
Поглядел медвежонок — нету бабочки.
И опять давай играть с валенком.
ПЛОХАЯ ПРИМЕТА
Дедушка бороду подправлял — в зеркало заглядывал, ножницами щёлкал. Миша на полу возился, половик теребил. А ребятишки — внук Василий, гости
Дедушка справился с бородой и вместе с бабушкой по шёл в гости.
А день был — загляденье! Куда ни глянь — солнышко. Играет оно в дедушкином зеркале.
Внук Василий поставил зеркало на пол перед медвежонком и говорит:
— Миша, поздоровайся: товарищ к тебе пришёл.
А Миша — ноль внимания.
Тогда Василий к самому его носу приставил зеркало, и Миша увидел товарища — своё отражение.
Сперва испугался, попятился. И товарищ попятился. Убежит он, скучно будет. Знакомиться надо. Миша пошёл знакомиться. И товарищ навстречу. Встали носом к носу и ноздрями шевелят.
Товарищ как товарищ. Чем он только не пахнет — стеклом, деревом, деревянной подставкой, дедушкой! А медведем не пахнет. Что это за товарищ?
Миша обнюхал зеркало и с этой и с той стороны. А там вообще ничего нет. И товарищ куда-то пропал… Вот тебе раз!
Не понял ничего Миша, не его это медвежьего ума дело, и опять за половик. А тут опять товарищ появился. Что это творится-то?
Полез Миша на товарища. Зеркало упало и разбилось. Старое оно было, в трещинках.
А Василий заплакал.
Пришли дедушка с бабушкой, из гостей вернулись. Дедушка увидел, что Василий плачет, и ругать его не стал. А бабушка поругала и говорит:
— Плохая примета — зеркало разбилось. Что-нибудь да случится.
Проходит день, неделя, ничего не случается. Как-то прибегает Василий весёлый и говорит:
— Дедушка, примета-то сбылась: я ноги промочил!
— Какая это примета! — отвечает дедушка. — Две недели прошло. Это не примета, а ты сам. Разувайся, надевай мои носки, полезай на печь. Ишь, ботинки-то как чавкают!
ПРОВОДЫ
— Мишу в зоопарк вези, — говорила жена. — Денег за него дадут. Вырастет, куда его? Сейчас-то с ним хлопотно…
— Хлопотно, — соглашался дедушка. — Корова среди ночи замычит. Куры замечутся. И Миша беспокойный стал. Медведица приходит. Мать она. Я его за так отпущу.
— И не думай! — сердилась жена. — Ты зачем его в избу-то привёл? Ты мне как тогда сказал: «Хочу за него деньги получить».
Дедушка проводил жену в гости, в соседнюю деревню. А сам задумал отпустить Мишу в лес, а как жена вернётся, сказать ей, что отвёз его в город и продал в зоопарк, да мало заплатили.
Ночью зашумело всё, заходило во дворе.
Дедушка кинулся к окну, а оттуда большой медведь в упор смотрит. Тьфу! Чего только спросонок не почудится! Не медведь это, а дедушкино отражение в окне, как в тёмном зеркале.
А всё равно люди говорили: была медведица!
На другой день дедушка отнёс Мишу на лесную речку.
Поиграл с ним, хлебушком угостил, погладил на прощание…
Миша прислушивается к лесу, к речке, а от хозяина не отходит. Дедушка дал ему чурбачок — играй, забавляйся. Заигрался медвежонок, забылся, где он. Дедушка отошёл от него и быстрым шагом до дому.
Через год я опять попал в эти места.
— Скучал я без него, без постояльца-то! — рассказывает Андрей Михеевич. — Старуха приехала из гостей: «Где Мишутка?» — «В город ездил, говорю, продал в зоопарк». — «Сколько дали?» — «Да разве в деньгах дело? — говорю. — Пенсию мы с тобой получаем. Нам хватает. А Мишутку жалко…» Она даже всплакнула: «Жалко его, глупого». И больше про деньги не заикалась.
А Мишу после тех проводин я не встречал. Нашёл ли он мать или стал жить самостоятельно, свою жизнь налаживать — не знаю, не скажу.
А может, его в зоопарк было лучше отдать? Там бы тоже ему было не худо. И питание и уход. Но больно мне охота, чтобы он с матерью-то увиделся!
ЗЕМЛЯ В КРАСНОМ САРАФАНЕ
Не подумал я и рассказал о дедушке Андрее и его медвежонке знакомому охотнику.
И не успел опомниться, как в те края собралась вооружённая до зубов компания — с кинжалами, трёхствольными ружьями, бог знает с чем.
Даже вертолёт обещали раздобыть!
Страшно мне стало.
Совсем я загрустил, а тут и компания требует:
— Ты нам место назови, где всё это было.
— Разве я не называл?
— Называл, да мы забыли.
Обрадовался я.
— Ребята, — говорю, — что хотите со мной делайте — не скажу! Оно, это место, может, одно на всю землю осталось. Туда не то что с ружьём — с палкой нельзя ехать.
И не сказал.
А место это богатое.
Идёшь по грибы, а по лесу посреди осени весёлый гром — тетерева да глухари взлетают. Взлетают с шумом, с эхом, далеко слышно!
Лесная речка, с торфяным дном, где стоит, а где течёт, прядёт травку. Ничего в ней особенного — перепрыгнуть можно. А приглядись: кипит вода от рыбы, ворочается.
Воздух густой, как молоко, сейчас из-под коровы… Жалко мне того, кто не дышал таким воздухом.
Лебедей я там видел диких. Белые, чистые, и голоса у них такие, будто кто-то по морозцу продувает над ухом охотничий рог — медь с серебром… Послушаешь, и лететь за ними хочется.
А земля… Земля в красном сарафане! Это выражение не сам я придумал. Я его услышал от дедушки и не поверил, что она такая бывает. А пришли в лес — поверил. Земля красна от ягод, приветлива, нарядна и ласкова. Истинная правда — в красном сарафане! В некоторых местах голубым прострочена — ягодой голубикой.