Медведь и соловей
Шрифт:
Кэтрин Арден
Медведь и соловей
Серия «Зимняя ночь» — 1
Над переводом потрудилась — Лена Меренкова
Перевод выполнен для гр. ВК — https://vk.com/beautiful_translation
У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо — песнь заводит,
Налево —
— А.С. ПУШКИН
Маме с любовью
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
МОРОЗ
В северной Руси заканчивалась зима, воздух был влажным не то от дождя, не то от снега. Блестящий февраль уступил место серому промозглому марту, и в доме Петра Владимировича все шмыгали от влажности, были худыми из — за шести недель поста на черном хлебе и квашеной капусте. Но никто не думал о температуре или насморке, даже о каше или жареном мясе, ведь Дуня рассказывала сказку.
Тем вечером старушка сидела на лучшем месте для рассказа: на кухне на деревянной скамейке у печи. Печь была огромной и из глины, выше мужчины и достаточно большая, чтобы все четверо детей Петра Владимировича смогли бы легко поместиться внутри. Плоская вершина служила спальным местом, а внутри готовили еду, от этого грелась кухня, и там лечились простывшие.
— Какую сказку хотите сегодня? — поинтересовалась Дуня, грея спину у огня. Дети Петра сидели перед ней на стульях. Они любили все сказки, даже второй сын Саша, который был набожным ребенком и, если бы его спросили, предпочел бы провести вечер в молитве. Но в церкви было холодно, а морось снаружи не прекращалась. Саша высунул голову на улицу, его лицо тут же намокло, и он ушел на стул, сев чуть в стороне от остальных, где изображал благочестивое безразличие.
Остальные устроили шум, услышав вопрос Дуни:
— Финист — сокол!
— Иван и Серый волк!
— Жар — птица! Жар — птица!
Маленький Алеша стоял на стуле и размахивал ручками, чтобы его услышали среди воплей старших, и волкодав Петра поднял большую голову в шрамах из — за шума.
Дуня не успела ответить, входная дверь отворилась, и стало слышно рев бури снаружи. Женщина появилась на пороге, дрожа от влаги в длинных волосах. Ее лицо раскраснелось от холода, но она была еще худее, чем дети, огонь отбрасывал тени на ее впавших щеках, на горле и висках. Ее глубоко посаженные глаза отражали огонь. Она склонилась и подняла Алешу на руки.
Дети радостно вопили:
— Мама! — кричал он. — Матушка!
Марина Ивановна села на стул, придвинув его ближе к огню. Алеша в ее руках сжал в кулачках ее косу. Она дрожала, хотя этого почти не было видно из — за тяжелой одежды.
— Пусть овца уже родит сегодня, — сказала она. — Иначе, боюсь, мы больше не увидим отца. Ты рассказываешь сказки, Дуня?
— Если все притихнут, — сказала едко старушка. Она была няней и для Марины давным — давно.
— У меня есть сказка, — сказала Марина. Ее тон был бодрым, но глаза — мрачными. Дуня пронзила ее взглядом. Ветер стенал снаружи. — Расскажи о Морозе, Дуняшка. Расскажи о демоне холода, зимнем короле Карачуне. Он сегодня не здесь, он злится на оттепель.
Дуня замешкалась. Старшие дети переглянулись. Мороз здесь был известен как Морозко, демон зимы. Но давным — давно люди звали его Карачуном, богом смерти. С этим именем он был королем черной середины зимы, приходившим за плохими детьми и замораживающим их ночью. Это слово было зловещим, и не стоило говорить его, пока он еще не отпустил землю. Марина крепко сжимала сына. Алеша ерзал и тянул мать за косу.
— Ладно, — сказала Дуня после недолгих колебаний. — Я расскажу о Морозко, о его доброте и жестокости, — она подчеркнула тоном имя, безопасное имя, что не принесло бы им неудачу. Марина насмешливо улыбнулась и отцепила ладошки сына. Никто не возражал, хотя история Мороза была старой, и они ее уже много раз слышали. С богатым и ясным голосом Дуни было сложно не наслаждаться рассказом. — В некотором царстве… — начала Дуня. Она замолчала и посмотрела на Алешу, пищащего, как летучая мышь, прыгающего в руках матери.
— Тише, — сказала Марина и вернула ему конец косы, которым он принялся играть.
— В некотором царстве, — повторила старушка деловитым тоном, — жил крестьянин, у которого была красивая дочь.
— Как звали? — пролепетал Алеша. Он был достаточно подросшим, чтобы проверять качество сказок, уточняя детали.
— Ее звали Марфа, — сказала старушка. — Маленькая Марфа. И она была прекрасной, как свет солнца в июне, а еще храброй и доброй. Но у Марфы не было матери, она умерла, когда девочка была еще младенцем. Мачеха Марфы, как говорили, была довольно красивой, она готовила вкусные пироги, вязала хорошую одежду, у нее получался насыщенный квас, но сердце ее было холодным и жестоким. Она ненавидела Марфу за ее красоту и доброту, выделяя вместо нее свою страшную ленивую дочь во всем. Сначала женщина хотела испортить красоту Марфы, давала ей самую
— Но как он выглядел? — осведомилась Ольга.
Дуня пожала плечами.
— Бытуют разные мнения. Некоторые говорят, что он — лишь холодный трескучий ветерок среди елей. Другие считают его стариком в санях с яркими глазами и холодными руками. Третьи говорят, что он — воин в расцвете сил, но весь в белом и с оружием изо льда. Никто не знает. Но кто — то шел к Марфе, сидящей там, ледяной ветер ударил ей в лицо, и ей стало еще холоднее. А затем Мороз заговорил с ней голосом зимнего ветра и падающего снега: «Тепло ли тебе, красная?». Марфа была воспитанной девушкой, которая не жаловалась на свои проблемы, так что она ответила: «Тепло, благодарю, дорогой князь Мороз». Демон рассмеялся, и ветер подул еще сильнее. Деревья застонали над их головами, и Мороз спросил снова: «Тепло ли тебе, девица?». Марфа, хоть едва могла говорить от холода, ответила: «Тепло, мне тепло, спасибо». Над головой бушевала буря, ветер выл, скалил зубы, и Марфе казалось, что он сорвет кожу с ее костей. Но Мороз уже не смеялся, он спросил в третий раз: «Тепло ли тебе, милая?». И она ответила, выдавливая слова замерзшими губами, пока тьма плясала перед ее глазами: «Да… мне тепло, батюшка». И он поразился ее смелости, сжалился над ней. Он укутал ее в свою синюю шубу, устроил на своих санях. Он поехал по лесу, оставил девушку у двери ее дома, и она все еще была в прекрасной шубе и с сундуком камней и золота, серебряных украшений. Отец Марфы расплакался от радости при виде дочери, но Дарья и ее дочь были в ярости, увидев Марфу в богатом одеянии и с выкупом князя. И Дарья повернулась к мужу и сказала: «Скорее, муж! Отвези мою дочь Лизу в санях. Дары Мороза для Марфы — ничто по сравнению с тем, что он даст моей девочке!». Хотя Борису не нравилась эта затея, он взял Лизу в сани. Девушка была в лучшем платье и в тяжелой шубе. Ее отец отвез ее глубоко в лес и оставил под той же елью. Лиза тоже долго просидела там. Она замерзала, несмотря на шубы. И вот Мороз показался из — за деревьев, щелкая пальцами и смеясь под нос. Он плясал, подходя к Лизе, он выдохнул ей в лицо, и его дыхание было ветром севера, промораживающим до костей. Он улыбнулся и спросил: «Тепло ли тебе, девица?». Лиза, дрожа, ответила: «Конечно, нет, дурак! Ты не видишь, что я погибаю от холода?». Ветер подул еще сильнее, выл и бросался порывами. Поверх шума он спросил: «А теперь? Тепло?». Девушка завизжала: «Нет, балда! Я замерзаю! Мне еще никогда в жизни не было так холодно! Я жду жениха Мороза, а этот боров так и не явился». От этих слов Мороз помрачнел, он прижал пальцы к ее горлу, склонился и прошептал в ухо девушки: «А теперь тепло, голубка?». Но девушка не ответила, ведь от его прикосновения умерла и осталась замерзшей в снегу. А Дарья дома ждала, расхаживая. «Не меньше двух сундуков золота, — говорила она, потирая руки. — Свадебное платье из бархата и покрывала из лучшей шерсти». Ее муж молчал. Тени становились длиннее, а ее дочери все не было видно. Дарья послала мужа за девушкой, прося вести себя осторожнее с сундуками с сокровищами. Борис приехал к дереву, где оставил девушку утром, но сокровищ там не было, а девушка лежала мертвой в снегу. С тяжелым сердцем мужчина поднял ее на руки и отнес домой. Мать выбежала навстречу. «Лиза, — позвала она. — Душа моя!». А потом она увидела труп своего ребенка в санях. Палец Мороза коснулся в тот миг и сердца Дарьи, и она упала замертво.
Все молчали в раздумьях.
А потом Ольга осторожно заговорила:
— А что случилось с Марфой? Она вышла за него замуж? За царя Мороза?
— Холодные объятия, да, — пробормотал Коля под нос, улыбаясь.
Дуня строго посмотрела на него, но все же ответила:
— Нет, Оля, — сказала она девочке. — Не думаю. Зачем Зиме смертная девица? Она, скорее всего, вышла за зажиточного крестьянина, и ее приданое было самым большим во всей Руси.
Ольга хотела возразить из — за не романтичного конца, но Дуня уже поднялась, хрустя костями, собираясь спать. На печи было много места, на ней стали маленькие и заболевшие. Дуня спала там с Алешей.