Медведи тоже умеют любить
Шрифт:
– А еще, они про нашего знахаря спрашивали, что возле Чертовой пади живет в старом скиту.
Я замерла в дверях. Потом, повернулась к старой женщине и, усердно изображая удивление, спросила:
– А знахарь-то им зачем, или захворал у них кто?
Старушка помотала головой и горестно вздохнула:
– Да, все, вроде, здоровые… А почто спрашивали, ума не дам. Сама голову ломаю… – И добавила совсем другим тоном. – Ты ведра с огурцами да зеленью на крыльце не забудь. Только, опосля все банки мне верни, ну и ведра тоже. Ну, Господь с тобой, девонька. Заезжай когда… Всегда тебе рада, знаешь.
Я еще раз поблагодарила старушку и вышла из дома. Огурцы и прочую снедь, я погрузила, пообещав себе, что в следующий раз надо будет привезти старушке какой-нибудь гостинец, и отправилась на базу. А в голове одна мысль мне не давала покоя. Надо бы предупредить Прона, о том, что о нем расспрашивали приезжие гости. Потом, немного покопавшись в себе, поняла, что меня так встревожило. По непонятной пока мне самой причине, я была твердо уверена, что от этих «гостей» исходит угроза, живущим в избе на слиянии ручья и реки.
Глава 15
Когда, взятых в охотхозяйстве лошадей не вернули на третий день, люди заволновались и отправились на поиски пропавшей семьи. Прошли по маршруту, нашли пещеру, в которой произошел обвал, и поняли, что случилось несчастье. А неподалеку, на стоянке, возле давно остывшего костра, обнаружили мальчика. Он лежал, свернувшись калачиком на подстилке из пихтовой лапки возле костра. Его голова была совершенно седая, без единого темного волоска, а левую половину лица пересекал большой шрам. Удивление вызывал тот факт, что шрам уже был зажившим, словно мальчик его заработал уже несколько лет назад. Ни воспаления, ни крови, будто операцию проводил в лучшей косметологической клинике какой-нибудь профессор, светило-хирург. И одежда на нем была чистая, не подранная, без каких-либо следов крови, вроде как он только что ее надел, а не находился в тайге уже несколько дней. И еще, когда его увозили, на внутренней стороне запястья обнаружили еще один странный шрам, больше похожий на ожог в виде пересечения трех изломанных линий, покрасневший и слегка припухший, будто нанесен он на руку подростка был совсем недавно.
Мальчик был без сознания, и его сразу отправили в местную больницу. Ни по дороге, ни уже на месте, он так и не пришел в сознание. Врачи забеспокоились, что он впал в кому. Но, в таком состоянии перевозить его в областную клинику посчитали опасным. На консультацию вызвали профессора из города.
Тем временем, на место трагедии прибыли спасатели, чтобы разобрать завал в пещере. Но, найти там живых уже никто не надеялся. И как оказался ребенок один возле костра, да еще с таким шрамом никто не мог понять.
Олег очнулся в больнице. Белые стены, запах хлорки и люди в белых халатах, окружающие его со всех сторон. Он опять зажмурился, пытаясь понять, как он здесь оказался. В памяти всплывали только неясные образы. Сильный грохот обвала, склоненный над ними с мамой, отец, пытающийся их прикрыть от падающих камней, острая боль, а следом душная темнота. Но, это было еще не все. Он это точно знал. Было еще что-то, он старался вспомнить изо всех сил, что же это было, интуитивно чувствуя, что это и было самое важное, но картинка была словно в тумане, все время ускользала от него. От собственного бессилия он молча заплакал. Слезы просто катились, словно сами по себе из-под закрытых ресниц. И тут он услышал взволнованный женский голос.
– Доктор, он очнулся!
Тут же, рядом с собой он почувствовал какую-то суету. Медленно открыл глаза. Над ним склонился мужчина в белом халате, по виду очень похожий на Эйнштейна с фотографии, которая висела у отца в кабинете, только этот мужчина был еще в очках. Он принялся говорить с Олегом ласковым голосом, словно тот был маленьким ребенком:
– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? Что у нас болит?
Олег молча смотрел на него, и не отвечал. У него не было желания вообще говорить. Все слова куда-то подевались. Потом его начали вертеть во все стороны, цеплять какие-то провода, ставить какие-то уколы. Он с равнодушием, несвойственным подросткам в его возрасте, смотрел все время в потолок, никак не реагируя на все эти манипуляции с его телом. Как странно ему подумалось про себя самого. Будто все это происходило не с ним, а именно, с его телом, а он сам все это время был просто сторонним наблюдателем. Но эта мысль так же только скользнула по краю сознания, не вызвав никаких особых эмоций.
Дни полетели за днями, и Олег не мог сказать, сколько их было. Время для него превратилось в какую-то другую субстанцию, которую, как воду можно было разливать по стаканам дней и кружкам ночей. Он не спал и не бодрствовал, находясь в каком-то состоянии полузабытья. Словно для него сейчас существовало два мира, и в обоих мирах он пребывал только наполовину.
Вскоре, он начал вставать, принимать самостоятельно пищу, силы возвращались к нему очень быстро. Чему удивлялся весь медперсонал. Однажды, в очередной раз открыв глаза, рядом со своей кроватью он увидел дядю Сережу. Это был друг отца, и Олег это хорошо помнил. Мужчина смотрел на него с жалостью, словно, на больную собаку, и Олега это почему-то разозлило. Но, он опять не проронил ни слова, просто выражая взглядом свое негодование по этому поводу.
– Олег, крепись…
Что последует за этим его «крепись» Олег уже знал. Он знал это сразу, как только начинал вспоминать, что произошло с ним там, в пещере. Родители остались там навсегда. Отца нашли сразу, почему-то, почти у самого выхода из пещеры, только слегка присыпанного камнями. А вот тело мамы так и не было обнаружено. Решили, что лавиной обрушившихся камней ее унесло вглубь, куда спасатели добраться так и не смогли.
Поговорив тихо о чем-то с доктором, дядя Сережа забрал его к себе. Ванька с Федором старались расшевелить его и поддержать, как могли, но, в их взглядах Олег видел ту же жалость, словно к больному псу, как и у дяди Сережи. И это отгораживало от него ребят, словно прочной стеной. Но, испытания на этом не закончились. Вскоре умерла бабушка Анфиса. После известия о гибели дочери и зятя ее разбил инсульт, она впала в кому и так умерла, не приходя в сознание. Дядя Сережа рассказывал об этом тихонько Федору, старшему сыну, советуясь с ним, как можно сообщить эту печальную новость ему, Олегу. А Олег стоял рядом с дверью и все слышал. Заметив мальчика на пороге кухни, дядя Сережа сначала испугался, но увидев его реакцию на известие, слегка озадачился. Олег молча ушел в свою комнату, которую делил с Ваней, лег в кровать, и отвернувшись к стене крепко зажмурился. Его рвала изнутри такая страшная боль, что впору выть и кататься по полу. Но он, сжав кулаки, и закусив до крови губу, молчал, глотая горькие слезы. Он – мужчина, а мужчины не плачут, так ему всегда говорил отец.
Прошло еще немного времени, и к ним в дом пришла незнакомая женщина, которая оказалась работником социальной службы. Дядя Сережа провел ее на кухню и закрыл дверь. Но Олег, как только увидел ее на пороге их квартиры, сразу понял, она пришла за ним. Дядя Сережа сначала о чем-то тихо разговаривал с ней, а потом, перешел на высокие тона, и Олег, невольно услышал весь их последующий разговор.
– Я же собрал все документы, которые вы требовали! Я хочу усыновить этого мальчика! Он с раннего детства в моей семье и мои сыновья ему, как братья! Он сын моего погибшего друга, в конце концов! И я имею право, поступить так, как сочту нужным!!
Женщина ответила ему сухим казенным голосом.
– Я вам уже в третий раз объясняю, что ваше заявление об усыновлении мальчика отклонено. Вы не его родственник, и, насколько нам известно, уже воспитываете двоих сыновей без матери. Если мне не изменяет память, вы, кажется, геолог? Значит большинство своего времени вы проводите вне дома, работа у вас такая. А мальчик в таком возрасте, когда за ним нужен глаз да глаз. Я не собираюсь с вами спорить. Вот постановление. Вам разрешено самому привезти мальчика в детский дом. Адрес здесь указан. И, разумеется, вы сможете его навещать.