Медвежий замок
Шрифт:
– Поневоле станешь, ловко ты немцев заманил, побил без малого сотню, и добыча знатная.
– Угу, одним махом семерых побивахом.
– Семерых или больше, я не видел. Вот бесстрашие твое вся дружина может засвидетельствовать.
– Брось, какое бесстрашие.
– Не лукавь. Кто сквозь вражеский строй прошел и нам помог на палубу подняться? Кто еще раз пробился на другую сторону и главного немца поломал?
– Никого я не ломал, по спине веслом огрел, всего делов-то.
– Ну да, веслом хребет ему сломал. Смеху-то будет, меч свой не захотел
– Ты по делу пришел или героя славить?
– Чего в кровати? Ранен?
– Да спину разодрали, даже не помню кто и где.
– Народ в Новгороде твоим ранам дивился, гадали кто и где. Сейчас сам видел, как ты смело грудью идешь.
– Ну да, нашел Павку Корчагина на паровоз бросаться.
– Того воина не знаю, а как ты одним ударом половину десятка положил, то все на драккаре видели.
– Раненых много?
– Немцев почти треть, наших человек двадцать, да новик один сдуру полез удаль показывать.
– До дома довезем?
– Лекарь обещает вылечить всех, трое останутся калеками.
– Что так?
– Да дротики арбалетные – двоим в руку, одному в бедро. Офицеры арбалетчиков не увидели, пока ты их сам не побил.
– Молоды наши фон-бароны, еще не умеют во все стороны смотреть.
– Не беда, про твой успех быстро прознают, перед воротами лучшие воины встанут, к тебе на службу проситься начнут.
– Ты про лекаря говорил, откуда он у нас?
– Так монах ученый, что тебя немецкой грамоте наставляет, он и есть лекарь.
– С чего ты решил, что он монах?
– Не знал, что ли? Он из университета в Болонье.
– Как! – От неожиданности Норманн подскочил в кровати. – Он итальянец?
– Немец, он и есть немец. Откуда родом, сам спроси, он же у тебя в углу спит.
Вот будет привет итальянским собратьям по несчастью! Попросил учителя немецкого языка на свою голову.
– Трофеи посчитали?
– Все корабли с ливонской пшеницей, поверх сложены тюки с полотном. Немного бычьих шкур, дерюга, пакля и теребленая пенька.
– Пакля-то зачем?
– Веревки вьют, неужели не знал? Ты чего бледный, лекаря позвать?
– Сам придет.
– Деньги и золото еще не собрали, закончим, сюда принесем.
– Забери ключи у бывшего хозяина да проверь кладовки.
– Уже заканчиваем, сейчас список тканей принесут.
– Здесь кладовку сам проверь, вставать неохота.
– Слышь, боярин, а как ты немца с кольчугой мечом насквозь пробил?
– Рукой.
– Что рукой?
– Взял меч в руку и проткнул.
– Шутишь? Кольчугу трудно пробить, рубится легко, а против пики хорошо защищает.
– Наверно хлипкая кольчуга, раз на меч сел, как цыпленок на вертел.
– Смотрели мы с дружиной, крепкая, решили тебе подарить.
– Вот уж не надо мне такого подарка, я зимой сам себе сплету, не велика сложность.
– Ты и кольчуги собирать умеешь? Корабельную дружину оденешь в кольчуги?
– Договорились, за зиму сделаю для каждого. Кожи себе отложите, на поддевки пойдет.
– Спасибо, боярин! – Шушун поклонился в пояс. – Только льняные поддевки лучше – и легче, и прочнее.
Дверь без стука отворилась, и двое новиков с натугой втащили сундук, что-то почтительно сказали, положили на стол килограммовую связку ключей и бочком выскочили на палубу.
– Я им устрою строевую подготовку! – проворчал Норманн. – Научу выполнять подход-отход!
– Ты чего? – удивленно спросил Шушун. – Они к тебе с должным почтением, а ты ругаешься.
– Где Антанаса Тутника разместили?
– Ему сейчас вольготно, шкипер Эйзен взял в свою каюту.
– Бери ключи и считай прибыль.
Шушун загремел тяжелой связкой, затем прихватил свечу, вощеную табличку и занялся самым приятным для человека делом. Считать деньги, пусть и чужие, всегда доставляет удовольствие. А тут еще и рулоны заморских тканей, брусочки серебра и золота, нашлась шкатулочка со шлифованными рубинами. Богат был прежний хозяин, да жаден, что его и погубило.
С рассветом подняли паруса, а Хинрих Пап усадил Норманна писать письмо в Hansetag, господину Конраду фон Аттендорну. Смысл улавливался с трудом, внимание концентрировалось на правильное написание слов, хотя учитель диктовал чуть ли не по буквам. Одна отрада, ему нравилось писать готическим шрифтом, буквы выходили не просто красивые, а как бы живые. Получалось что-то вроде кляузы на купца Йохана Дютлиха, который вероломно напал на одинокий корабль честного торговца Норманна фон Руса. Затем шло подробное описание захваченных трофеев, «немного денег, несколько прутков готландского серебра и золота». Завершалось письмо: «Ich besitze sechs Schiffe» [47] .
47
У меня шесть кораблей (нем.).
– Почему шестью кораблями? У меня еще есть, – заметил Норманн.
– Сколько их у тебя? – деловито осведомился учитель.
– В Аренсбурге стоят два корабля и каботажные карфи, да на озере ладьи и ушкуи.
– Общее количество можешь назвать?
– Да не знаю я, два десятка точно, а может, и больше. А тебе это зачем?
– Мне не надо, а Конрад фон Аттендорн должен знать.
– Зачем? – предчувствуя неладное, спросил Норманн.
– На случай войны, Ганза перевозит Тевтонское воинство своими кораблями.
– Так мой флот далеко на севере!
– К войне готовятся не дни, а годы. Ты не волнуйся, за аренду корабля полагается доля с добычи.
– Почему о золоте и серебре ты добавил, что оно готландское? На острове нет приисков или рудников.
– Прииски на севере, а добывают его готландские купцы.
– Почему король не заберет все себе?
– Он умный человек, жадность всегда приводит к быстрой смерти.
– А как мы отправим письмо?
– Первый раз написал?
– Здесь да, это первый раз.