Медвежий замок
Шрифт:
Норманн выбрался из кровати только после полудня, Рокко одиноко гремел на кухне посудой. Вдвоем позавтракали, затем с кофейником переместились к окну и молча любовались зимним пейзажем. Хлопнула входная дверь, кто-то прошел через караулку, затем через центральный зал.
– Вот вы где! Я вас по запаху кофе нашел! Плеснете и мне?
– Садись, мы наслаждаемся тишиной зимнего леса.
– Ну уж и тишина! – усмехнулся Максим. – Утром Антанас Тутник провел молебен, затем строевую подготовку.
– А мы про церковь забыли, нехорошо, нельзя
– Ты утром и вечером молитвы читаешь, вот и достаточно, вернешься в город – серебряную монетку пожертвуй.
– Ты серьезно? – спросил профессора по-норвежски Норманн.
– Вполне, сейчас у людей совершенно иное мировоззрение, церковь стоит на первом месте.
– Я хочу попытаться найти там поддержку. Должно помочь в легализации, только не знаю с чего начать.
– Разумный ход, ты уже сделал первые шаги?
– Написал три иконы и подарил иеромонаху Валаама.
– Поосторожней, сейчас в России могут быть только ромейские иконы.
– Я и написал в этом стиле, разыскал в машине календарь с апостолами, хочу скопировать и отправить на утверждение.
– Что же, попытайся, все выгоднее, чем связываться с князьями или боярами.
– Ты мне не подкинешь дельную мысль, а то я не знаю, как действовать дальше. Опасаюсь попасть в иконописцы.
– Главное условие, не пытайтесь делать статуи. В отличие от Рима, Константинополь это считает идолопоклонством.
– А еще что?
– Ты хороший кузнец, сделай врата или изгородь. Сможешь?
– Легко! Нас этому учили, могу выковать розочки, листики, всякие завитушки и спиральки.
– Вот и флаг в руки, тем более что проката у тебя вагон и маленькая тележка. Для начала разбери кухню.
– Зачем? Здесь нет ничего полезного.
– Полезное найдешь при разборке. Мы решили принять твое предложение и перебраться в замок.
– Отлично! Только имейте в виду, там живет мой учитель немецкого языка, монах-студиоз из Болоньи.
– Ерунда, представишь нас как своих наставников, с которыми ездил в Китай.
– Вляпаемся, эта тема его заинтересует, по весне собирается туда отправиться.
– Отлично! Я смогу дать много полезных советов.
– Ты знаешь Китай сегодняшнего дня?
– И знаю, и был там пятнадцать лет назад, на китайском говорю.
– А письменность? Я в Любеке написал всякую муть под китайские иероглифы.
– Освоил письмо в стиле сяо чжуань. А насчет иероглифической мути не волнуйся, в китайской письменности более сорока тысяч знаков.
– Вас семеро, не слишком ли много для одного бедного неуча.
– По местным меркам ты очень богат, а переедем не все, здесь останутся Нина Михайловна с Иосифом.
– Ждете кого?
– Ждем, но тебя это не касается. Так что разбирай и вывози к себе. Все, до последней ниточки-иголочки.
Первым делом Норманн залез в электрощит, чтобы разъединить силовой кабель. Вид толстенных красномедных жил разбудил алчность и заставил искать линию укладки. Любопытство привело в подвал,
Норманн принялся за железные ворота, взяв за конечный размер ширину в два метра с высотой в три. Сначала задал крутую арку, по которой затеял узор из веточек с дубовыми листьями, строго соблюдая симметрию правой и левой створок. Наличие различных вариантов проката позволило дать волю фантазии. В результате добавил венки из дубовых листьев. Завершение работы совпало с появлением гонца – предположение о больших полыньях оказалось верным, центр озера так и не покрылся крепким людом.
– Как же ты добирался? – глядя на широкие лыжи и скромную торбочку на плечах, спросил Норманн.
– А че! – ответил вепс. – Как Шуя с Суной промерзли, так напрямую через Ялгубу на Воробьевы острова.
– Торосов много?
– Я их берегом обошел, затем на лед – и к вам.
– А почему налегке? Без еды, без спального мешка.
– Нужды нет, наши зверобои здесь совсем близко, от Черной реки четыре часа хода.
– Что же не заглядывали? У нас передохнуть можно, мясом поделимся.
– Зачем? Жилье из снега и льда сложили, рыбы свежей много, а строганину из мяса не прожевать.
Прав гонец, зверобои пьют кровь тюленей и заедают тоненькими ломтиками мороженой рыбы, до походных газовых горелок еще сотни и сотни лет.
– Общество к тебе с поклоном обращается, помощи просит, – продолжил вепс. – Шальские обижают нас.
– Как это? – не понял Норманн.
– Гонят от Онежского берега, говорят – наша земля. Какая же их, если у тебя здесь свой дом.
– Вы на восточном берегу первый раз зверя бьете? – догадался Норманн.
– До тебя дальше Воробьевых островов не ходили. А сейчас вправе, дом твой на этом берегу, а шальские сами по себе.
Ну вот тебе, боярин, и первая разборка! Вепсы-то на радостях по всему озеру охоту устроили, а чудь с восточного берега права начала качать. Этот берег испокон веку был их «зоной влияния». Онега всегда делилась на Карельский, западный, и Онежский, восточный, берега. Да ладно, назвался груздем – полезай в кузов, придется что-то изобретать. Малыми силами зверобоев не напугаешь, а устраивать войну неохота: если быть честным, шальские селяне правы, это их берег. И вообще, с этой стороны Онежского озера практически никто не живет, даже в двадцать первом веке от Кижей до Волго-Балтийского канала и трех деревень не наберется. Странности бытия – и лес хороший, и почва пригодна для земледелия, а люди не селятся и никогда не жили.