Мегабитовая бомба
Шрифт:
В результате мы не имеем ни малейшего понятия о том, что мы делаем, когда думаем, и как получается, что мы обладаем сознанием и являемся носителями «естественного» интеллекта, по-прежнему неточно измеряемого с помощью IQ - показателя интеллекта, который подчиняется распределению Гаусса. Интеллект животных (мы принадлежим к ним, хотя не каждому это нравится) можно распознать по тому, что он неодинаков у разных видов: есть мудрецы, есть «середняки» и есть глупцы, но тщетно искать интеллект, например, у мух, потому что у насекомых недостаточность инстинкта, программирующего поведение, сразу обрекает особь на смерть.
У людей все значительно сложнее, но хотя мы и познаем собственное строение и собственные функции методом обдумывания, фальсификации и верификации (всегда неопределенной) конъектур (предположений), то есть все более дерзких гипотез, мы по-прежнему не знаем, как мы это делаем «головой». О том, что мы это делали автоматически, безотчетно, но четко (а иногда и с ошибками) во множестве житейских ситуаций, мы убеждаемся только тогда, когда процессуальное течение таких действий под старость начинает нас подводить, когда некоторые движения невозможно совершить легко и «бездумно», когда все больше и больше переживаний, названий и ситуаций забывается и становится невозможным их вспомнить только внутренним желанием, — лишь тогда мы начинаем замечать, что сознание, пока оно еще полностью не помутится, возникает и действует благодаря бесконечным, совсем не известным нам, ибо НЕДОСТУПНЫМ В ПОЛНОЙ МЕРЕ, невральным механизмам, таким, которые поддерживают его, создают, двигают им, основывают и питают память поступающей информацией, которые могут направлять
6
Учитывая сказанное, я склонен заменить в tertiumcomparationis «древо жизни» на «ДРЕВО НАШИХ ТЕХНОЛОГИЙ». Это дерево всегда развивалось таким образом, что сначала создавались образцы. После них шли первые КОНКРЕТНЫЕ ПОПЫТКИ, и только потом появлялась фаза таких усовершенствований «продукта», где уже без сильного теоретико-математического вклада нельзя было обойтись. Я уже несколько десятков лет настойчиво пишу о том, чтобы мы старались догнать и даже перегнать Природу как Конструктора, и хотя мой голос, как писк мыши под метлой, не разносился далеко, но именно в указанном мною направлении начало устремлять свои современные побеги «древо технологий». Как живое дерево к Солнцу, так и наши технологии даже без внимания к моим советам направились в сторону природы: биотехнология с генной инженерией и микрохирургией клонирования, трансгенные трансплантации и даже целые созданные виды организмов. Однако я не намерен заниматься самовосхвалением потому, что если б ни меня, ни моих прогнозов вообще не было, все пошло бы так же. Да, я предвидел, но этим предвидением de facto ничего не сделал, так что те люди, которые реализовали мои «замыслы будущих действий» и реализовывают их по-прежнему, не имеют ни малейшего понятия, что кто-то предвидел их начинания.
Впрочем, и это лишь «попутное» отступление.
7
И здесь, где для tertium comparationis было взято дерево расцветающих и ветвящихся ТЕХНОЛОГИЙ, появилась вполне заметная на первый взгляд принципиальная разница между по-прежнему напрасно преследуемой «ментальной технологией», то есть технологией создания машинного интеллекта, и действием человеческого мозга. А происходит это потому, что до самолета был китайский бумажный змей, до космического челнока американцев были фейерверки, до автоматической линии (конвейера под присмотром компьютера) был ручной труд от палеолита до слесарного ремесла и кузнечного дела, а до компьютера были только счеты, затем усложнившиеся до арифмометра, но никакого технического следа имитации разумной жизни хотя бы муравьев или мух не появилось. Мы не умеем инженерно подражать тому, что не следует из результатов исследования конструкции! Мы не знаем, ни как и откуда берется сознание, ни где рождаются наши мысли, ни как понятия превращаются в предложения языка, но скромные попытки механизации вместе с усилиями обучения машины печатанию диктуемого текста дают такие результаты, что рентгенолог предпочитает сам (или диктуя стенографистке) делать описание рентгеновского снимка, чем потом исправлять текст, напечатанный компьютером с самой лучшей программой. Это так, но это совсем не означает, что так должно быть. Уже были отрасли во главе с атомной физикой, в которых теоретический скачок через невежество, невозможный путем малых шажков, оказался и возможным и необходимым — и дело дошло до желаемых, и нежеланных успехов. Но о «многообразии возможных искусственных интеллектов» поговорим, может быть, в другой раз.
Emotional Quotient
Эссе написано в августе 1997 г.
1
Роботы из фильмов science fiction способны по-настоящему говорить (разговаривать), но, как правило, их голос не похож на человеческий, аффектно модулируемый. Чаще всего они говорят «деревянным голосом», за исключением «андроидов», то есть очень похожих на человека «псевдороботов», таких как мистер Спок в сериале «Star trek».
2
Вопреки мнению некоторых, эти безаффектно произносимые слова не представляют собой режиссерский прием, который должен помочь зрителю отличить человека от големоподобной Emotional Quotient [Наделенная искусственным интеллектом — по названию серии компьютеров в фантастическом эссе Станислава Лема «Голем XIV», в котором так объясняется название: GOLEM — General Operator, Longrange, Ethically Stabilized, Multimodelling — Генеральный управитель, дальномыслящий, этически стабилизированный, мультимоделирующий (англ.); или там же — GOLEM — Governement’s Lamentable Expense of Money — прискорбная трата денег правительством (англ.). Само слово «голем» — древнееврейского происхождения, на иврите означает «эмбрион». В Талмуде термином «голем» определяются незавершенные предметы и существа, не готовые или не приступившие к выполнению своей функции. Слово «голем» впервые встречается в Библии (ВЗ, Пс. 138:16, «зародыш» в синодальном переводе). В других трудах сказано, что человек способен создавать живых существ из глины — големов. Первым големом, пока Бог не вдохнул в него жизнь, был Адам. В Талмуде содержится ранний вариант легенды о Големе как о человекоподобном существе, созданном искусственно, посредством магического акта. Известны и другие легенды о Големе, послужившие материалом для большого количества литературных произведений, самые известные из которых — «Франкенштейн» (1818 г.) М. Шелли и «Фауст» (часть 2, 1831 г.) И.-В. Гете. Наиболее полно легенда представлена в романе «Голем» (1915 г.) Г. Майринка] машины. Дело в том, что кроме интеллектуально осмысленной жизни мы имеем еще и эмоционально обусловленную. И в последние годы эта «эмоциональная жизнь» стала усложнять дело тем, кто стремится сконструировать «искусственный интеллект». До сих пор в тестовых экспериментах, где применяется «тест Тьюринга» в его классической форме, то есть в ситуации, когда человек, объясняющийся с КЕМ-ТО, должен решить, говорит ли он с другим человеком или с «мертвой имитацией» (скажем для упрощения — с компьютером), вся беседа сводится к написанию, а точнее, к выстукиванию вопросов либо ответов на клавиатуре устройства, соединенного с «этим другим», который также не может увидеть собеседника, потому что тот тоже лишь выстукивает тексты на клавиатуре. Типичные эксперименты такого рода уже в зародыше снимают вопрос, участвуют ли эмоции в происходящем разговоре или нет. Хотя в тексте, где нет и следа живого собеседника, можно было бы имитировать (модуляциями текста) приливы или отливы эмоций, которых «вообще в действительности нет». Этот аспект начал все больше беспокоить практиков и теоретиков Artificial Intelligence. Прежде всего, суть в том, что такие АФФЕКТЫ, ЭМОЦИИ, ЧУВСТВА дополняют, отрицают или даже противоречат осознаваемому состоянию (не только наяву: эмоциональные переживания порой настигают нас и во сне. Но благоразумие и чувство меры заставляют меня не касаться этой сферы, поскольку эмоции, переживаемые во сне, далеко не всегда соответствуют событиям, которые произошли бы наяву). То, что я отметил в скобках, имеет значение и в проблеме «возможности моделирования эмоций»: если когда-нибудь (во сне или после приема наркотиков, например) случаются вызванные аффектами ощущения, для которых в «нормальной действительности» нет способа определить их «нормальность», это свидетельствует о том, что эмоции могут отделяться от переживаемых «сюжетов» (происшествий). Жизнь, состоящая из осознания происходящего, — отдельно, а жизнь, устанавливаемая посредством потока эмоциональных состояний, — отдельно. Обычно обе между собой переплетаются, и даже тесно связаны. Нормально — обрадоваться при встрече давно не виденного друга. Нормально — сожалеть при известии о случившемся с ним несчастии или о его смерти. Нормально — рассмеяться, когда мы видим, что кто-то садится на сковороду с яичницей с помидорами. Нормально —
3
Недавние исследования доказывают, что чувства, выражаемые мимикой и «языком тела» («Kцrperpsrache»), часто бывают притворными (симулированными). Этому нас учит savoir vivre [Житейская мудрость (фр.)] (например, мы стараемся не показывать огорчения при виде ужасно надоедливой тетки, которой вчера наврали по телефону, что сегодня надолго уезжаем). А для актера или актрисы профессиональная имитация переживаемых чувств, определенных именно разыгрываемой ролью, — дело обычное и необходимое в этой профессии. (Теперь «в моде» эротические сцены поцелуев, начинающихся с обоюдного открытия губ, будто бы герои намереваются слизать остатки яства и бактерии с зубов и горла целуемой особы, но этот обычай упрощает «разыгрывание» страстных поцелуев, поскольку, кроме вклеивания открытых губ в губы, больше ничего не требуется исполнить. Это также было лишь отступлением.) Гаммы чувств, выражаемых мимикой, безмерно богаты. Впрочем, «типичная сигнализация» не ограничивается только лицом. Каждый нормальный человек, говоря по телефону, хоть и не видит собеседника, но рефлекторно производит движения телом и рукой так, что создает смысловой, прежде всего эмоционально, аккомпанемент разговора.
4
Умение имитировать чувства, определяемые ситуацией (например, по семейной традиции, по savoir vivre и т. п.), дана людям в очень разной мере. Одни могут идеально «играть» непереживаемые внутренне чувства, другие хуже. Я, например, «играю» очень плохо, и мне трудно встретить сердечной улыбкой непрошеного гостя, особенно помешавшего работе. Исследования, проводимые с помощью полиграфа, то есть детектора лжи, сводятся к одновременной записи на бумажных лентах давления, пульса и электрической сопротивляемости кожи. Эти данные используются в криминалистике, но не дают верного на 100% заключения (говорит испытуемый правду или лжет), так как, с одной стороны, существуют невротики, ни в чем не виновные, но бурно реагирующие на раздражающие вопросы, хотя и не имеют отношения к следствию, а с другой стороны — попадаются серийные убийцы и насильники, которые проявляют трезвую и нейтральную безразличность. Если мы добавим к этому особые возможности, прежде всего творческие (но не только), которые усиливаются или ослабевают в зависимости от переживаемых духовных состояний с начальным аффектным компонентом, то есть если к коллективу хороших актеров мы добавим художников, творческих ученых, помешанных фанатов, созидателей и т. д., — обнаружится лишь наша полная беспомощность перед задачами, которые ставят себе люди, намеревающиеся создать искусственный интеллект: как оснастить компьютер-интеллектуал (насколько таковой удастся сконструировать) программами эмоционального реагирования? Дело в том, что для того, чтобы пережить эмоции, нужно понять, что пережить их следует… Это не обычный circulus in explicando [Порочный круг при споре (лат.)], поскольку набитой сеном шкуры льва не испугается тот, кто заранее знает, что это не живой лев, а лишь чучело. А вот компьютер Deep Blue, который поставил мат Каспарову, не знал, что играл в шахматы и что выиграл партию: эмоции испытывала лишь одна сторона (Каспаров). Из литературы, признаний, мемуаров, а также last but not least из собственного опыта я знаю, что находиться в депрессии, переживать какое-то горе или потерю и поражение и одновременно писать, ударяя струей юмора, не очень-то возможно. Дополнительные эмоции, однако, не являются тем же, чем служит шпора для коня или допинг для атлета: тот, кого разрывает от смеха, как говорится, не слишком предрасположен к созданию замечательной юморески.
5
Несчастье компьютеров в том, что им «абсолютно все равно». Компьютеры американского космического челнока, что был разрушен взрывом после старта (о нем есть книга Ричарда Фейнмана [Richard Feynman], уже и на польском языке), в то время, когда корпус со всем экипажем падал в океан, ничего не знали, не понимали и не думали, и в те же последние секунды астронавты готовились к смерти.
С одной стороны, неизвестно, что нужно сделать, чтобы компьютер мог испытывать эмоции, а с другой — все чаще раздаются голоса по поводу того, что лишенный чувственных состояний интеллект не может быть полноценным. Некоторые идут дальше в противопоставлениях: говорят, что не только мозг является главным «переживателем» аффектов, поскольку ему необходимо тело, которое может дрожать, потеть, и бьющееся сердце, и давление крови и т. п. (В этом я, правда, не уверен, потому что люди с поврежденным позвоночником, то есть парализованные, не способные двигаться, могут, однако, переживать чувства.) Следует только опасаться, что устройство с похожей внутренней структурой и степенью слаженности и снабженное датчиками органов чувств, как наш мозг, сможет не только демонстрировать чувства, как ловкий симулятор-марионетка, но и переживать их. Впрочем, эта область очень неясна, поскольку мы знаем, что животные, особенно млекопитающие (например, собаки, кошки или обезьяны), переживают чувства от наивысшей радости до глубокой подавленности, хотя ни одна собака и ни одна кошка ничего нам не говорили об этом, и наши познания обусловлены лишь наблюдением за их поведением. Поэтому мы знаем, что эмоции эволюционно определили возникновение человеческого интеллекта и что они связаны и спаяны с ним еще плохо изученным, но очень сильным образом. В настоящее время в американских трудах пишут об EQ, Emotional Quotient [Показатель эмоциональности (англ.)], но измерять его по какой-либо шкале мы не умеем, в частности потому, что: А) при «аффектометрии» речь должна идти об n—размерности, так как имеется множество чувственных состояний и их индивидуальных нюансов; и Б) эмоциональные состояния можно имитировать чисто внешне (иначе не удалось бы отличать хороших актеров от людей, лишенных всякого актерского таланта; я сам принадлежу, надо признаться, к этой последней подгруппе неспособных имитаторов чувств, в действительности не переживаемых). Понятно, что поднятая проблема по многим направлениям выходит за рамки этой статьи: в последнее время обнаружили, например, что смех совсем не должен быть «действительно веселым». В частности, об этом писал в своих новеллах Витольд Гомбрович (Witold Gombrowicz). Но это уже такие области, до которых, пожалуй, и в приближающемся двадцать первом веке компьютерное моделирование не допрыгнет…
6
В то время, когда неблагоприятные влияния «отрицательных» настроений (или чувств) существуют и хорошо известны и понятны как факторы, тормозящие интеллектуальные способности, в первую очередь творческие (жалость, грусть, депрессия — чувственные эффекты несчастья), все еще является загадкой влияние факторов, окрашенных дополнительными аффектами, на созидаемое. Мне кажется, что способности человека, которые соответственно запрограммированный компьютер способен успешно имитировать (от проведения математических операций до разыгрывания «ограниченных неизменными правилами» конфликтных ситуаций типа игры в шахматы), вообще функционируют при минимальном участии эмоций. Зато такие способности могут оказаться очень существенными и эффективными факторами в достижении цели par excellence [В особенности (фр.)] вне творческой сферы. Но дело, правда, не обстоит так, что чем «сильнее хочется» достигнуть цели, тем успешней она достигается: создание значительных произведений, a fortiori [Тем более (лат.)] «шедевров», напрямую не зависит от усиления волевой составляющей предпринятого действия. Так же и фактор, сильно насыщенный аффектом, а именно АМБИЦИЯ, напрямую не вносит постоянного вклада в получаемый эффект. В противном случае, чем большие амбиции были бы, например, у графомана, тем ближе он был бы к трону на Олимпе.