Мегрэ и привидение
Шрифт:
Комиссар набрал номер квартиры Лоньона. Как он и ожидал, трубку сняла мадам Мегрэ.
— Где ты сейчас? — спросила она.
— Те, я в двух шагах, но не говори этого вслух. Ну, как она?
По молчанию в трубке он почувствовал, что жене неудобно говорить.
— Ну хорошо, тогда ты только отвечай. Мадам Лоньон, — конечно, слегла и посмотреть на нее — так ей еще хуже, чем мужу. Верно?
— Да, — ответила жена.
— Ну, нравится ей это или нет, скажи, что ты мне нужна, и приходи поскорей к «Маньеру».
— Пообедаем вместе?
Она
Мегрэ допивал свой грог за стойкой. В бистро зашушукались.
И так всюду — куда ни придешь! Вот она, цена той рекламы, которую газеты создали ему против его воли. Поработай-ка в такой обстановке!
Кто-то, не глядя на него, сказал:
— Говорят, гангстеры кокнули Невезучего?
Другой таинственно прошептал в ответ:
— Если бы гангстеры!
Слухи об отношениях инспектора с Маринеттой уже облетели весь квартал.
Под любопытными взглядами посетителей Мегрэ расплатился и, выйдя из бистро, пошел к «Маньеру».
В этом ресторанчике, неподалеку от каменной лестницы, спускавшейся с Монмартрского холма, собиралась вся «знать» квартала — актрисы, художники, литераторы. К знаменитостям здесь привыкли.
Час для завсегдатаев был еще ранний, и большинство столиков пустовало, только у стойки бара несколько человек сидели на высоких табуретках Мегрэ снял намокшее пальто и шляпу и, облегченно вздохнув, опустился на диванчик у окна. Он успел не торопясь набить трубку и уже раскуривал ее, задумчиво глядя в окно, когда увидел мадам Мегрэ. Она переходила улицу, наклонив раскрытый зонтик, который чем-то напоминал рыцарский щит.
— Гляжу на тебя, и не верится как-то… Последний раз мы здесь были лет пятнадцать назад, зашли после театра… Помнишь?
— Да, помню… Что тебе заказать?
Он протянул ей меню.
— Ну, ты, конечно, закажешь свои вечные сосиски… А я вот разорю тебя и возьму омара под майонезом.
Они подождали, пока принесли закуску и бутылку вина. За соседними столиками никого не было, окно запотело — уютно, тихо, тепло. Они были одни.
— Сейчас я чувствую себя одним из твоих сотрудников. Небось вот так ты сидишь с Люка или с Жанвье, когда звонишь мне домой и говоришь, чтобы я не ждала тебя к обеду.
— Да, но куда чаще я сижу как проклятый в кабинете и пробавляюсь весь день бутербродами да пивом. Ну ладно, рассказывай, что там у вас было…
— Ты ведь знаешь, я не люблю сплетничать, но…
— Говори все как есть.
— Ты мне часто рассказывал о ней и ее муже, и при этом ты всегда жалел только его. Признаться, мне казалось, что ты предвзято судишь…
— Ну, а теперь?
— Да ее жалеть нечего, хотя она и не виновата, что уродилась такая!
Прихожу — она лежит, у кровати консьержка и старуха соседка. Старуха все время перебирает четки… Сама Лоньонша выглядит ужасно, кажется, вот-вот помрет… Доктора он и, разумеется, еще до моего прихода вызвали.
— Она удивилась, что ты пришла?
— Боже мой, что она понесла, как только меня увидела… «Теперь-то, говорит, — ваш муженек по крайней мере не будет больше преследовать моего Шарля. Он еще пожалеет, что не взял его на Кэ-дез-Орфевр…» Сначала мне было не по себе. Но, к счастью, скоро пришел доктор, такой иронический, невозмутимый старичок.
Для обоих этот обед в пустом ресторане был настоящим праздником. Как он отличался от будничной семейной трапезы дома, на бульваре Ришар-Ленуар!
Особенно возбуждена была мадам Мегрэ, глаза ее блестели, она раскраснелась, говорила быстрей обычного.
Когда они обедали или завтракали дома, говорил Мегрэ, а она слушала. Что интересного расскажешь о домашних делах! Но сегодня все было наоборот: она говорила без умолку, польщенная вниманием мужа.
— Тебе интересно?
— Очень! Продолжай.
— Доктор осмотрел ее и сделал мне знак выйти за ним в прихожую. Там мы поговорили вполголоса. Он, кажется, удивился, застав меня в этом доме, и даже спросил, действительно ли я жена комиссара Мегрэ. Я ему все объяснила.
Ну, ты понимаешь, что я ему сказала… «Это делает вам честь, мадам, проворчал старичок, — ценю ваши чувства, но считаю своим долгом предупредить вас… Не скажу, конечно, что у мадам Лоньон железное здоровье, но смею вас уверить, никаких серьезных болезней у нее нет… Вот уже десять лет я ее „лечу“… И не я один… Время от времени она вызывает кого-нибудь из моих коллег, требуя во что бы то ни стало угрожающего диагноза. А когда я рекомендую ей проконсультироваться с психиатром или невропатологом, она возмущается, кричит, что не сумасшедшая и что я ничего не смыслю в болезнях…
Кто ее знает, быть может, она, как и многие истерички, ненавидит мужа. Не может простить ему, что он остался участковым инспектором, и подсознательно мстит ему на свой лад: притворяется больной, заставляет его ухаживать за ней и заниматься хозяйством. Одним словом, не дает ему житья. То, что вы пришли к ней утром, — это понятно. Но смотрите, если вы и дальше будете ей потакать, то так легко потом от нее не избавитесь!» Ну и вот, когда доктор ушел, я тут же позвонила в клинику, а ей сказала, что Лоньону значительно лучше. Конечно, я перехватила немного, но греха тут нет, ведь жалеет-то она только себя, а не мужа…
Принесли сосиски с жареной картошкой и омара под майонезом. Мегрэ налил вина в бокалы.
— А когда ты позвонил, я ей сказала, что должна уйти на часок-другой. Она сразу надулась: «Конечно, муж требует! Все они такие!» И вдруг выпалила ни с того ни с сего: «Если овдовею — придется переезжать. Эта квартира мне будет не по средствам. А я здесь двадцать пять лет прожила!»
— Послушай, не намекала ли она на то, что у Лоньона есть другая женщина?
— спросил Мегрэ.
— Нет, сказала только, что у полицейских отвратительная работа, приходится иметь дело со всякими подонками, даже с проститутками…