Мегрэ и убийца
Шрифт:
— Какую дочку?
— Мину, дочку Батийля. Ее, кажется, хорошо знают в определенных кругах…
— Нет, я ее не видел.
— Она водится со всякими шалопаями…
— Спасибо, что сказали, но речь идет не о ней.
— Как знать, не правда ли?
Раздвинув журналистов, комиссар толкнул дверь в кабинет и закрыл ее за собой. Постоял у окна, набил трубку и открыл дверь в инспекторскую. Собрались еще не все. Одни звонили по телефону, другие печатали донесения.
— Занят, Жанвье?
— Допечатаю еще две строчки и все, шеф.
— Потом
В ожидании Жанвье Мегрэ позвонил судебно-медицинскому эксперту, сменившему его старого друга доктора Поля.
— Вам привезут его днем. Это срочно, да, и не столько потому, что я жду результатов вскрытия, сколько из-за нетерпения его родителей. По возможности, не очень его уродуйте. Да… Вот именно… Вы все правильно понимаете. Перед гробом пройдет почти целый справочник «Весь Париж». У меня в коридоре уже толкутся журналисты.
Прежде всего нужно съездить на улицу Попенкур. Накануне Джино Пальятти успел рассказать немного, а его жене и рта не удалось раскрыть. Потом есть некий Жюль и трое других картежников. Кроме того, Мегрэ вспомнил старушку, силуэт которой заметил в окне.
— В чем дело, шеф? — спросил Жанвье, входя в кабинет.
— Есть во дворе свободная машина?
— Надеюсь.
— Отвезешь меня на улицу Попенкур. Это недалеко от улицы Шмен-Вер. Я покажу.
Жена была права — Мегрэ заметил это, ожидая во дворе машину: холодно, как в декабре.
Глава 2
Мегрэ понимал: Жанвье несколько удивлен, что комиссар придает этому делу такое значение. Каждую ночь в Париже регистрировались случаи поножовщины, в основном в густонаселенных кварталах, и при обычных обстоятельствах газеты посвятили бы трагедии на улице Попенкур лишь несколько строк в рубрике «Происшествия».
«Вооруженное нападение. Вчера около половины одиннадцатого вечера, на улице Попенкур, Антуан Б., студент, 21 года, получил несколько ножевых ранений. Вероятно, попытка ограбления; чета торговцев из этого квартала своим появлением помешала грабителю. Антуан Б, скончался вскоре после того, как его привезли в больницу Сент-Антуан».
Только вот фамилия Антуана Б. — Батийль, и жил он на набережной Анжу. Отец его был известной личностью, упоминался во «Всем Париже», а духи «Милена» знали практически все.
Маленькая черная машина уголовной полиции пересекла площадь Республики, и Мегрэ очутился у себя в квартале — лабиринте узких, густонаселенных улочек между бульварами Вольтер с одной стороны и Ришар-Ленуар — с другой. Они с г-жой Мегрэ шагали по этим улочкам всякий раз, когда отправлялись обедать к Пардонам, а на улицу Шмен-Вер г-жа Мегрэ часто ходила за покупками. Именно у Джино, как они запросто его называли, она покупала не только пироги, но и болонскую колбасу, миланский окорок и оливковое масло в больших золотистых жестяных банках. Лавки в квартале были тесные, узкие, полутемные. В этот день над городом низко нависли тучи, и почти везде горело электричество; в его свете лица казались восковыми.
Множество старух. Множество немолодых одиноких мужчин с корзинами для провизии в руках. В выражении лиц — покорность судьбе. Кое-кто иногда останавливается и подносит руку к сердцу, ожидая, когда пройдет спазм. Женщины всех национальностей: на руках младенец, за платье держится мальчик или девочка.
— Останови здесь и пойдем.
Они начали с Пальятти. Лючия обслуживала троих покупателей.
— Муж в задней комнате. Вон в ту дверь. Джино готовил равиоли на длинной мраморной доске, посыпанной мукой.
— А, комиссар! Я так и думал, что вы зайдете. — Голос у него звонкий, на лице — непринужденная улыбка. — Это правда, что бедняга умер?
В газетах об этом еще ничего не было.
— Кто вам сказал?
— Один журналист, что был здесь минут десять назад. Он меня сфотографировал; в газете поместят мой портрет.
— Повторите, пожалуйста, все, что говорили вчера вечером, только более подробно. Вы возвращались от шурина…
— Да, они ждут ребенка. Это на улице Шарон. У нас на двоих был один зонтик — все равно, когда мы идем по улице, Лючия всегда берет меня под руку. Вы помните, какой был дождь? Прямо буря. Несколько раз мне казалось, что зонтик вот-вот вырвется из рук, и я держал его перед собой, как щит. Потому я и не заметил его раньше.
— Кого?
— Убийцу. Он, видимо, шел несколько впереди нас, но у меня была одна забота — дождь и лужи… А может, он прятался в каком-нибудь подъезде…
— И вы его заметили…
— Уже дальше, за кафе; там еще горел свет.
— Разглядели, как он был одет?
— Вчера вечером мы говорили об этом с женой. Нам обоим показалось, что на нем был светлый непромокаемый плащ с поясом. Он шел легкой походкой, очень быстро.
— Преследовал молодого человека в куртке?
— Нет, шел быстрее, словно хотел нагнать или обогнать его.
— На каком расстоянии от них вы находились?
— Может, метрах в ста… Я могу показать.
— Тот, кто шел первым, не оборачивался?
— Нет. Другой его догнал. Я видел, как он поднял руку и опустил… Ножа я не заметил… Он ударил несколько раз, и парень в куртке упал ничком на тротуар. Убийца зашагал по направлению к улице Шмен-Вер, но потом вернулся. Он, наверное, нас видел — мы были уже метрах в шестидесяти. Но все же наклонился и нанес еще несколько ударов.
— Вы не погнались за ним?
— Знаете, я довольно полный, к тому же у меня эмфизема. Мне трудно бегать, — смутился и покраснел Джино. — Мы пошли быстрее, а он тем временем завернул за угол.
— Шума отъезжающей машины не слышали?
— Пожалуй, нет… Не обратил внимания.
Жанвье машинально, без всяких указаний Мегрэ, стенографировал.
— Вы подошли к раненому и…
— Вы видели то же, что и я. Куртка в нескольких местах была разорвана, на ней выступила кровь. Я тут же вспомнил о докторе и бросился к господину Пардону, а Лючии велел оставаться на месте.