Мегрэ, Лоньон и гангстеры
Шрифт:
— Я в отчаянии, что доставляю вам столько хлопот. Ну вот, он нисколько не изменился! От чрезмерной гордыни все пытается унизить себя. Вечно перегибает палку! Мегрэ уже не знал, как ему поскорее уйти. К счастью, в дверь постучали, и появилась сестра.
— Пора отправляться на рентген.
На этот раз Лоньону пришлось лечь на носилки, и его покатили по коридору.
Люка, который ждал Мегрэ в коридоре, дружески помахал Лоньону рукой.
— Пошли, Люка!
— Что они с ним сделали?
Не отвечая прямо на вопрос, Мегрэ сказал как бы
— Поччо прав. Это железные парни! Потом, подумав, добавил:
— Меня все-таки очень удивляет, что такой человек, как Билл Ларнер, с ними работает. Мошенники его типа не любят участвовать в мокрых делах.
— Вы полагаете, что его вынудили?
— Во всяком случае, я бы охотно поговорил с Биллом.
Ларнер тоже был профессионалом, но совсем другого рода, так сказать, другой специальности, один из тех международных мошенников, которые свершают свои операции лишь время от времени, тщательно все подготовив, и действуют только наверняка, чтобы взять не меньше двадцати или тридцати тысяч долларов и получить таким образом возможность прожигать жизнь годик-другой. Во всяком случае, в Париже он уже два года живет, видимо, на свой капитал, и никто его ни разу не побеспокоил.
Мегрэ и Люка сели в такси, и комиссар велел ехать в префектуру. Но когда они пересекли улицу Руаяль, он передумал.
— Улица Капуцинов, — сказал он шоферу, — «Манхеттен-бар».
Мысль поехать туда пришла ему в связи с тем, что он вспомнил о фотографиях, развешанных по стенам у Поччо. В «Манхеттен-баре» стены тоже были украшены фотографиями боксеров и актеров. Но клиенты здесь были иные, чем на улице Акаций. Вот уже больше двадцати лет в «Манхеттен-бар» к Луиджи ходит вся американская колония в Париже и большинство туристов, приезжающих из-за океана.
Еще не было полудня, и в баре было почти пусто. За стойкой стоял сам Луиджи и возился с бутылками.
— Добрый день, комиссар! Что вам налить?
Он был родом из Италии, так же как и Поччо. Говорили, что он проигрывал на скачках почти все, что зарабатывал в своем заведении. Впрочем, играл он не только на скачках, а на всем, на чем только можно играть: на футбольных матчах, на соревнованиях по теннису и плаванию — одним словом, все для него было поводом заключить пари, даже завтрашняя погода. В скучные послеобеденные часы, между тремя и пятью, ему случалось с одним своим соотечественником, как-то связанным с посольством, играть на машинах, проезжающих по улице.
«Держу пари на пять тысяч франков, что за десять минут здесь проедет не меньше двадцати машин фирмы „Ситроен“… По рукам?» — предлагал он своему другу-итальянцу.
Чтобы соответствовать обстановке, Мегрэ заказал виски и принялся разглядывать фотографии, висящие на стенах: он почти тут же обнаружил фотографию Чарли Чинаглиа на ринге, ту же самую, что висела у Поччо, только без автографа.
Глава 4
в которой речь снова заходит о высокой квалификации и в которой у Мегрэ лопается терпение
Когда они вышли из бара «Манхеттен», оба в темных пальто и черных шляпах, — высокий плотный Мегрэ и маленький, щуплый Люка, — они больше походили на вдовцов, перехвативших рюмочку-другую по дороге с кладбища, чем на сыщиков.
Неужели Луиджи нарочно напоил их? Вполне возможно, но, уж во всяком случае, он сделал это без злого умысла. Луиджи честный человек, ничего плохого о нем сказать нельзя, даже высшие чиновники из американского посольства считают вполне приличным сидеть у его стойки.
Просто Луиджи очень щедро угостил их, вот и все. К тому же комиссар уже пропустил две рюмки кальвадоса в предместье Сент-Оноре.
Мегрэ не был пьян, да и Люка не был пьян. Но не думал ли Люка, что его шеф в подпитии? Он что-то странно глядел на него снизу вверх, пока они пробирались сквозь толпу.
Люка не был с ним утром на улице Акаций, он не слышал слов Поччо, вернее, не присутствовал на уроке, который тот преподал комиссару. Поэтому Люка не мог понять, в каком настроении сейчас находится Мегрэ.
Луиджи им тут же прочел небольшую лекцию о боксерах. Получилось все как-то само собой. Мегрэ, поглядывая на фотографию Чарли, спросил как бы невзначай:
— Вы его знаете?
— Да! Этот паренек мог бы прославиться на весь мир. В своем весе он несомненно был лучшим. Причем он много работал, чтобы этого добиться. А потом в один прекрасный день этот идиот влип в какую-то дурацкую историю, и федерация запретила ему выступать на ринге.
— Ну и что с ним сталось?
— То же, что и со всеми этими парнями. Тысячи мальчишек в Чикаго, в Детройте, в Нью-Йорке, во всех больших городах начинают заниматься боксом в надежде стать чемпионами. А сколько бывает чемпионов в каждом поколении, комиссар?
— Не знаю. Конечно, немного.
— Да и чемпионство их длится недолго. Тот, кто не растратил все деньги на крашеных блондинок и на «кадиллаки», открывает ресторанчик или магазин спортивных товаров. Ну, а остальные, которые считают, что всего уже добились и не способны работать головой из-за полученных ударов, умеют лишь одно бить, и находятся люди, которые нуждаются в их услугах. Так эти парни становятся телохранителями или сообщниками. Вот что случилось с Чарли.
— Мне говорили, что он стал убийцей.
— Вполне возможно, — сказал Луиджи, нисколько не удивившись.
— Вы давно его видели?
Мегрэ задал этот вопрос с самым невинным видом, потягивая рюмку виски и не глядя на Луиджи. Он знал Луиджи, а Луиджи знал комиссара. Они ценили друг друга. Однако в ту же секунду атмосфера в баре изменилась.
— Он в Париже?
— Как будто.
— Почему вы им интересуетесь?
— Да так… ничего особенного…
— Я никогда не видел Чарли Чинаглиа, потому что уехал из Соединенных Штатов задолго до того, как он приобрел известность, и что-то не слыхал, что он приехал в Европу.