Мегрэ путешествует
Шрифт:
— Прекрасными. Она и теперь называет его «папа».
Комик-американец, побродив по вестибюлю, теперь вошел в бар и оперся локтем о стойку. Даже не спрашивая, чего он желает, бармен стал готовить большой стакан джина с томатным соком.
— Ван Мелен и полковник были в хороших отношениях?
— Они были друзьями с незапамятных времен.
— А граф Пальмиери?
— Он есть на одном из тех фото, которые вы мне только что показали.
Арнольд нашел этот снимок: высокий молодой человек с пышными черными волосами, в плавках на носу яхты.
— Тоже друг?
— А почему
— Благодарю вас.
Мегрэ начал подниматься на ноги, но вдруг передумал вставать и спросил:
— Вы знаете, кто нотариус полковника?
Джон Т. Арнольд снова ответил с оттенком нетерпения — так, словно собеседник был уж слишком невежественным:
— У полковника много юристов. И это не обязательно нотариусы во французском смысле слова. В Лондоне у него солиситоры — господа Филпс, Филпс и Хэдли.
В Нью-Йорке его интересы представляет фирма «Харрисон и Шоу». В Лозанне…
— Как вы считаете, к кому из этих господ полковник отдал на хранение свое завещание?
— Он держал по завещанию почти во всех этих местах. Нечасто менял завещания.
Мегрэ согласился, когда Арнольд предложил угостить его виски, но Лапуэнт застеснялся и выпил только стакан пива.
— Благодарю вас, месье Арнольд.
— Главное, не забывайте о том, что я вам рекомендовал: осторожность и благоразумие. Вот увидите: в этом деле последуют неприятности.
Мегрэ так мало сомневался, что неприятности последуют, что на его лице уже было то выражение, которое появлялось в трудные дни. Его раздражали все эти люди, у которых привычки не как у простых смертных. Комиссар осознавал, что плохо подготовлен для того, чтобы их понять. Ему понадобится не один месяц, чтобы войти в курс их дел.
— Идем, Лапуэнт.
Он прошел через вестибюль быстрым шагом, не глядя ни налево, ни направо, потому что боялся встретиться с месье Жилем. Месье Жиль очень нравился комиссару, но он обязательно стал бы говорить ему про благоразумие и сдержанность. Сейчас вестибюль был почти запружен людьми. Здесь говорили на всех языках и курили сигары и сигареты всех стран мира.
— Сюда, месье Мегрэ…
Служащий, отвечавший за парковку, провел комиссара и Лапуэнта к тому месту, где раньше поставил их маленький полицейский автомобиль. Место было между «роллс-ройсом» и «кадиллаком». Дать на чай? Или не давать? Мегрэ не дал.
— В Орли, малыш…
— Слушаюсь, шеф.
Комиссар предпочел бы поехать в американскую больницу в Нейи и расспросить там медсестру, регистраторшу и телефонистку. Он много чего хотел бы сделать, и все это — прямо сейчас. Но Мегрэ не мог быть во всех местах сразу, он спешил разыскать графиню — «маленькую графиню», как ее называли друзья.
Она и в самом деле была маленькая, изящная, хорошенькая: это Мегрэ знал по фотографиям. Сколько лет ей может быть? Этого не понять по моментальным снимкам: большая часть их была сделана при ярком солнце, и на них ее тело, почти голое, потому что она была в бикини, было видно лучше, чем черты лица. Маленький острый носик черноволосой графини непослушно тянулся вперед, в глазах блестел озорной огонек. Она охотно принимала мальчишеские позы. Но при всем этом Мегрэ готов был поклясться, что ей скоро исполнится сорок. Он мог бы узнать ее возраст по регистрационной карточке отеля, но не догадался вспомнить об этом несколько минут назад. И комиссар заработал быстрее, чувствуя при этом, что делает свое дело кое-как, что было ему неприятно.
— Сходи сейчас в «Георг Пятый» и посмотри ее карточку. И отдай увеличить самую четкую из фотографий, — сказал он Лапуэнту.
— Фотографию отправить в газеты?
— Пока нет. Еще сходи в американскую больницу.
Понял?
— Да. Вы уезжаете?
Мегрэ не был уверен, что уедет, но предчувствовал, что так и случится.
— В любом случае, если я уеду, позвони моей жене.
Мегрэ уже летал самолетом четыре или пять раз, но это было достаточно давно. И теперь комиссар едва узнал Орли. Он увидел новые здания и больше движения, чем, к примеру, на Северном вокзале или вокзале Сен-Лазар.
Разница была лишь в том, что здесь он словно не выходил из «Георга Пятого»: в аэропорту говорили на всех языках (это он слышал) и давали чаевые во всех валютах мира (это он видел). Фотографы из редакций газет собрались возле большого автомобиля и снимали какую-то знаменитость с целой охапкой цветов в руках. Большинство чемоданов были той же престижной марки, что и чемоданы маленькой графини.
— Мне вас ждать, шеф?
— Нет. Поезжай в город и сделай то, что я тебе сказал. Если я не улечу, то вернусь на такси.
Мегрэ протиснулся в центр толпы, чтобы не встречаться с журналистами. Пока он добирался до вестибюля, где стояли в ряд билетные киоски авиакомпаний, успели приземлиться два самолета. Через летное поле шла к таможне группа индийцев, и некоторые из них были в чалмах.
Ни на миг не умолкал громкоговоритель, вызывая кого-нибудь:
— Месье Стиллвелл… Месье Стилвелл… Месье Стилвелл, вас просят подойти к кассе компании «Пан-Америкэн».
Затем прозвучала эта же просьба по-английски и другая по-испански: вызывали мадемуазель Консуэло Гонсалес.
Кабинет комиссара спецотдела полиции по обеспечению порядка в аэропорту больше не находился там, где, как помнил Мегрэ, был прежде. Мегрэ все-таки нашел этот кабинет и открыл дверь.
— Вот так встреча! Коломбани…
Коломбани, у которого Мегрэ когда-то был гостем на свадьбе, служил не в уголовной полиции, а подчинялся непосредственно министру внутренних дел.
— Это вы прислали мне записку?
И комиссар Коломбани стал искать среди царившего в его кабинете беспорядка клочок бумаги, на котором карандашом была написана фамилия графини.
— Вы ее не видели?
— Я передал ориентировку на контроль. Пока оттуда мне ничего не сообщили. Сейчас проверю списки пассажиров.
Он вошел в другую комнату, со стеклянными стенами, и вернулся с пачкой листков.
— Одну минуту… Рейс 315 на Лондон. Пальмиери, Пальмиери… Пэ… Нет, тут среди пассажиров Пальмиери нет. Вы не знаете, куда она летела? Следующий самолет — на Штутгарт. Тоже нет Пальмиери. Каир, Бейрут… П…
Поттере… Нет! На Нью-Йорк, это рейс «Пан-Америкэн».
Питтсбург, Пируле… И здесь нет Пальмиери.