Мегрэ путешествует
Шрифт:
В вестибюле были люди, еще одетые по-пляжному, а рядом с ними — мужчины уже в смокингах. Впереди Мегрэ стояла почти голая толстая женщина с ярко-красной спиной, державшая под мышкой маленькую собачку и распространявшая вокруг себя сильный запах масла для солнечных ванн.
Вместо того чтобы обратиться к Мегрэ по фамилии — а уж комиссаром тем более не назвал — консьерж подмигнул ему как сообщнику и сказал:
— Одну минуту. Я сейчас займусь этим делом.
Потом он поднял трубку телефона:
— Алло! Месье Жан? — Здесь, видимо, были очень чувствительные телефоны: консьерж говорил совсем тихо. — Тот человек,
Это выглядело так, словно ему делают одолжение.
В коридоре его действительно ждал одетый с иголочки молодой человек.
— Месье Йозеф ван Мелен просил меня передать вам его извинения за то, что он примет вас во время массажа: он почти сразу после этого должен отправиться в город. Он поручил мне сказать, что очень рад встретиться с вами, так как с огромным интересом следил за ходом некоторых ваших расследований.
Немного странно, правда? Почему бельгийский финансист не скажет ему это сам, раз все равно они вот-вот встретятся лицом к лицу?
Мегрэ провели в номер, который был до того похож на номер в «Георге Пятом» (даже мебель и расположение комнат одинаковые), что комиссар мог бы подумать, будто еще не уехал из Парижа, если бы не видел в окно порт и яхты.
— Комиссар Мегрэ… — объявил месье Жан, открывая дверь одной из комнат.
— Входите, комиссар, и садитесь поудобней, — сказал ему лежавший на животе совершенно голый мужчина, которого разминал массажист, одетый в белые штаны и майку, позволявшую видеть огромные бицепсы. — Я ждал подобного визита, но думал: полиция ограничится тем, что пришлет ко мне кого-нибудь из здешних инспекторов. Что вы потрудитесь приехать лично…
Он не закончил свою мысль. Это был второй миллиардер, которого Мегрэ видел за один день. И второй был так же гол, как первый, что, похоже, его нисколько не смущало.
На фотографиях из коробки от печенья многие люди были почти не одеты, словно, начиная с какой-то ступени общественной лестницы, представления о стыдливости изменяются.
Этот мужчина был, видимо, очень высокого роста. На его теле почти не было жира. Кожу едва ли не полностью покрывал загар, если не считать узкой полоски кожи, которая оставалась без солнца под плавками и теперь резала глаза белизной. Лица, погруженного в подушку, комиссар не видел, но голова, тоже смуглая от загара, была лысой и гладкой.
Бельгиец продолжал, не обращая внимания на присутствие массажиста (тот, должно быть, был для него ничем):
— Я, разумеется, знал, что вы отыщете след Луизы, и это я сегодня утром по телефону посоветовал ей не пытаться спрятаться. Заметьте: я еще не знал, что произошло. Ей не хватило смелости сообщить мне подробности по телефону. Кроме того, она была в таком состоянии…
Вы знакомы с ней?
— Нет.
— Это — интересное существо, одна из самых забавных и привлекательных женщин на свете… Массаж закончен, Боб?
— Еще две минуты, месье.
Массажист, похоже, раньше был боксером: у него был сломан нос и разбиты ударами уши. Предплечья и тыльные стороны ладоней у него были покрыты черными волосами, и на этих волосах блестели капли пота.
— Я полагаю, вы держите связь с Парижем? Каковы последние новости?
Ван Мелен говорил естественно и, судя по его виду, был спокоен.
— Расследование только начинается, — осмотрительно ответил Мегрэ.
— Я не о расследовании. Как газеты? Они напечатали эту новость?
— Насколько мне известно, нет.
— Если хотя бы один из Филпсов — и конечно, это будет младший — уже не вылетел в Париж, меня это очень удивит.
— Кто же мог поставить их в известность?
— Да Арнольд, черт побери! А как только женщины узнают…
— Вы имеете в виду бывших жен полковника?
— Они тут самые заинтересованные лица, разве нет?
Где Дороти, я не знаю, но Алиса сейчас должна быть в Париже, а Мюриэль, которая живет в Лозанне, вскочит в первый подходящий самолет. Достаточно, Боб. Спасибо.
Завтра в это же время. Нет! У меня встреча. Пусть будет в четыре часа.
Массажист накинул ему на середину туловища желтое махровое полотенце, и ван Мелен стал медленно подниматься на ноги, одновременно обертываясь этим полотенцем как набедренной повязкой. Встав, этот человек — действительно очень высокий, крепко сложенный и мускулистый, в идеальном физическом состоянии для своих шестидесяти пяти или семидесяти лет — принялся разглядывать комиссара, не скрывая любопытства.
— Это доставляет мне удовольствие, — сказал ван Мелен; объяснить подробнее, что имел в виду, он не посчитал нужным. — Вам, может быть, неприятно, что я одеваюсь при вас? Я вынужден так делать: у меня подготовлен стол на двадцать персон на торжествен ном обеде, который назначен на сегодняшний вечер. Времени осталось только на то, чтобы ополоснуться под душем.
Ван Мелен вошел в ванную комнату, и оттуда послышался шум воды. Массажист уложил свои вещи в чемоданчик, надел пеструю куртку и ушел, перед этим тоже с любопытством взглянув на Мегрэ.
Ван Мелен уже возвращался. Теперь он был в купальном халате, и капли воды остались у него на голове и лице. Все, что он собирался надеть — смокинг, белая шелковая рубашка, носки, туфли, — было собрано вместе на вешалке сложной конструкции. Мегрэ такую видел впервые.
— Дэвид был мне хорошим другом. Я мог бы сказать о нем «старый друг-подельник», потому что мы были знакомы больше тридцати лет… подождите… тридцать восемь лет, если быть точным, и в нескольких случаях половиной бизнеса владел он, а половиной — я… Известие о его смерти, тем более о такой смерти, было для меня тяжелым ударом.
Что было изумительно, так это естественность ван Мелена. Она была настолько полной, что Мегрэ не мог вспомнить, чтобы за всю жизнь хотя бы раз видел такое естественное поведение. Ван Мелен то ходил по комнатам, то занимался своим туалетом. Можно было подумать, что он был один и разговаривал сам с собой. Это его маленькая графиня называла «папой», и Мегрэ начинал понимать почему. Чувствовалось, что это человек сильный и надежный. На него можно было опереться.
Молодой секретарь все это время находился в соседней комнате и теперь звонил оттуда по телефону. Коридорный, которого никто не вызывал звонком, принес на серебряном подносе запотевший от холода бокал с каким-то прозрачным напитком, вероятно с мартини. Должно быть, он знал свое время, и это, видимо, была одна из целого ряда привычек ван Мелена.