Мегрэ защищается
Шрифт:
«Я не принадлежу к тем девушкам, которые гоняются за звездами экрана или другими знаменитостями, чтобы получить у них автограф. Мой дядя принимает их каждую неделю на бульваре Курсель.
И все же мне было интересно увидеть вблизи полицейского, особенно такого знаменитого… Я себе представляла его более высоким и, пожалуй, более толстым… Что меня больше всего поразило вначале, это его игривый тон, и я сразу подумала, сколько же вина им уже выпито…»
Мегрэ охватила бессильная ярость. Он все больше и больше погружался в какой-то нереальный мир, где он играл главную роль, не зная точно, что это
В кошмарном сне все кажется неправдоподобным.
А если во время сна тебе все представляется реальным, то пробуждение кладет конец этой путанице.
Здесь же была полная неразбериха наяву. Он не спал.
Это был не сон. Перед ним лежало показание. Это не было анонимным письмом или рассказом душевнобольного, это был официальный документ, врученный ему лично префектом полиции.
И префект полиции верил тому, что здесь написано. Не начнет ли и Мегрэ в свою очередь верить в это?
Он вспомнил, что предшествовало этой сцене в кафе: звонок по телефону, затем голос молодой девушки, его колебания — повесить или не повесить трубку.
В тот момент он еще был в реальном мире, у себя дома, рядом с женой.
Кабинет, в котором он сейчас находился, становился все менее реальным. Кто знает, что произойдет, когда Мегрэ вручит префекту свои показания?!
Что сказал ему шеф, который в течение двух лет обещает вымести метлой Париж и который играет каждое утро в теннис на стадионе Ролан-Гарро, где он любезно разрешает фотографировать себя?
«Итак, только потому, что какая-то незнакомка рассказала вам трогательную и довольно невразумительную историю, вы поднялись среди ночи и помчались к бистро, которое она вам указала… Комиссар бригады!..
Вам не пришло в голову позвонить в ближайший полицейский участок и послать рядового полицейского заняться этим делом!»
Он был не так уж не прав. Мадам Мегрэ сказала ему почти то же самое: «Почему бы тебе не послать полицейского?»
Именно потому, что дело это было не совсем ясным.
Потому что факты, которые ему рассказывали на другом конце провода, были довольно путаными.
Мегрэ выпил стакан пива, зажег трубку и снова склонился над печатными страницами.
«Полицейский заказал белое вино. Хозяин спросил у него: „Запечатанное?“ Он ответил утвердительно, и ему принесли стакан и маленькую бутылочку. Он предложил выпить и мне, но я ответила, что только что пила кофе. Затем он завел разговор о своей профессии: „Большинство людей составляет себе неправильное мнение о нашей профессии… Уверен, что и вы тоже…“ — „Очень много говорят о вашей системе допросов, о признаниях, которые вы вырываете, беря людей измором…“ — «Ерунда… Что интересно в нашей работе — это повседневная рутина…
Кстати, я напал на след одного опасного преступника, которого обязательно сегодня задержу в одном из баров этого района… Если вас это позабавит, идемте со мной».
Полицейский поднялся, уверенный в том, что я приняла его предложение. Он бросил на стол монеты, и когда я хотела в свою очередь расплатиться, хозяин сказал мне, что уже за все заплачено.
Мы вышли вместе.
«Ваши родные ждут вас?» — «Мой дядя не следит за тем, в котором часу я возвращаюсь. Он доверяет мне…» — «В таком случае идемте…»
Я уступила своему любопытству. Вспоминаю,
Я колебалась, пить или не пить, но так как после черного кофе меня мучила жажда, то я выпила. Подозреваю, что мой стакан был снова наполнен без моего ведома, таким образом, я выпила дважды. В баре было душно, тесно и накурено…
«Пошли… Здесь его нет… Он, вероятно, в другом месте…» — «Я предпочла бы вернуться домой…» — «Дайте мне еще полчаса, и вы получите возможность присутствовать при сенсационном аресте, о котором завтра заговорят все газеты на первых полосах…»
Теперь должно пройти какое-то время, чтобы она успела захмелеть. И надо обо всем рассказывать достаточно туманно, чтобы нельзя было найти те места, куда ее якобы водили. В общем, вся эта фальшь должна выглядеть правдоподобно.
«Затем мы попали в какой-то погребок, где играл джаз… Пары танцевали… Я не знаю погребков в Сен-Жермен-де-Пре, но полагаю, что это был один из них…
Комиссар снова заставил меня выпить… Я чувствовала, что плохо держусь на ногах и что еще один стакан — и я буду… То, что было потом, вспоминается мне уже в каком-то тумане, отдельными эпизодами…
Некоторые моменты я совершенно не могу восстановить в памяти… На улице он держал меня под руку, потом, под предлогом, что я рискую упасть, взял меня за талию… Я пыталась оттолкнуть его… Потом он затащил меня в дом… Мы шли по плохо освещенному коридору… Он поговорил с каким-то небритым седым стариком… Смутно помню узкую лестницу, нумерованные двери… Комиссар повернул ключ… Машинально я все повторяла: «Нет!.. Нет!.. Не хочу!..» Он смеялся… Мы очутились в комнате, у постели… «Отпустите меня!.. Отпустите меня!.. Или я позову полицию…»
Могу поклясться, что он мне ответил: «Вы забываете, что полиция — это я!»
Все было почти верно. Конечно, за исключением последней фразы. И девушка вовсе не сопротивлялась.
И конечно же Мегрэ не водил ее из бара в бар и не заставлял пить.
А на самом деле было так. Они встретились в бистро «У Дезире» и обменялись несколькими фразами. Барышня действительно назвалась Николь, но по фамилии Карве. Отец ее якобы судья из Ла-Рошели. А подругу, ту, что встречала ее на вокзале вместе с Марко, зовут Лаура Дюбюиссон. Она дочь торговца рыбой из того же города.
Мегрэ сказал:
— Если я правильно вас понял, вы не знаете, ни где живет ваша подруга, ни куда они вас отвезли, ни где вы оставили свой багаж. И вы, конечно, не в состоянии узнать дом, из которого убежали, оставив свою сумочку с деньгами…
Она еще была пьяна, и от нее пахло алкоголем.
— Прежде всего надо найти вам приют на ночь…
Пойдемте…
Он, действительно, бросил монеты на стол. Действительно, на бульваре Сен-Жермен поддержал ее за руку, а немного позже, так как она плохо держалась на ногах, поддержал и за талию. Он знал приличный недорогой отель «Савой» на улице Эколь. По дороге они не останавливались, как уверяла в своих показаниях Николь.