Механика света
Шрифт:
И не дав мне возможности выдать подходящую к случаю колкость, в очередной раз ловко притер авто к обочине, паркуясь:
– Приехали. Пошли, будешь выбирать, где мы проведем сегодняшний вечер.
Хмыкнув, я позволила помочь мне выйти из машины, после чего сама помогла Эльдару, избавив его от коробки с едой и проследив, чтобы тот не забыл плетенку с Уви.
– За остальным позже спущусь, - прикрыл он дверцу и двинулся было к парадному подъезду, но вдруг притормозил и хитро глянул на меня одним глазом – с этой привычкой он уже явно сжился намертво: -
– Черной, - без колебаний выбрала я. – Кухаркам положено ходить именно там.
– Резонно, - усмехнулся Барятин и, прихватив меня за ладошку, потащил в противоположную от парадного сторону.
По узким ступеням крутой лестницы мы тоже поднимались именно так –взявшись за руки, словно сбежавшие на первое свидание гимназисты. И в дверь квартиры на втором этаже шагнули переплетя пальцы.
– Ли-иза, - выдохнул Эльдар едва мы переступили порог. Спешно поставил плетенку прямо на пол, отобрал у меня коробку, пристроив рядом и сразу же, не дав ни секунды осмотреться, развернул к себе, обняв за плечи: - Лиза-а-а…
Смущенное покашливание, раздавшееся из глубин квартиры, заставило меня отскочить от него и резко обернуться. На пороге одной из комнат стояла молодая худенькая женщина с пышными светлыми волосами, небрежно и наскоро забранными в пучок на затылке. На плечи столь же небрежно была накинута теплая шаль, а из-под нее торчала юбка домашнего платья из фланели. Синей, вроде бы. Но, самое главное, в руках она держала сверток из толстого одеяла, не оставлявший ни малейшего сомнения – внутри младенец.
Эдакий петербургский вариант мадонны – утепленный, насколько возможно.
– А… Анна? – не сразу нашелся Барятин и замер, не в силах оторвать от нее глаз. Взаимно, впрочем – женщина тоже не издала больше ни звука, завороженно рассматривая князя.
Немая сцена.
Не слишком красивая и удобная, особенно для меня, но… Что ж, надо полагать, монахом его светлость не был никогда – постельного опыта ему точно не занимать, это я давно должна была сообразить. Вот один из этих опытов и обнаружился. Весьма некстати, надо признать.
Глава двадцать восьмая
Сделав полшага назад, я уже приготовилась развернуться и уйти, прикидывая, хватит ли мне сил довести авто до ближайшего приличного отеля и хватит ли наличных денег оплатить его хотя бы до завтра, когда сцена эта оказалась разбита, словно зеркало – кулек у женщины на руках шевельнулся, тоненько пискнул, но тут же снова угомонился.
Эльдар посерел губами, кажется, только теперь осознав, что же именно видит, пошатнулся так, что я думала – упадет и, прежде чем мне удалось удрать, сдавленно выдавил:
– Скажите только одно – это его ребенок?
«Его»?! Уходить я вдруг передумала.
– Вы же это не всерьез, правда?
– голос у женщины оказался удивительно мягким – в противоположность словам и тону, которым они были произнесены.
– Чем я дала повод так о себе думать…
– Просто скажите! – прошипел Барятин, уперевшись в нее тяжелым взглядом и явно забыв обо всех приличиях. Кажется, еще и за плечи потряс бы, не будь сам сейчас на грани обморока.
– Конечно, - ответила она чуть подумав и видно тоже уловив степень его напряжения. – Костя – сын Михаила. Чей же еще?
Спустя секунду в навалившейся на нас мертвой тишине раздался всхлип. Мой.
А еще через четверть часа, которые нам понадобились чтобы прийти в себя хотя бы относительно, все уже оказались в кухне и Анна… Анна Ильинична, как опомнившись начал называть ее Эльдар, как-то удивительно естественно и уютно хлопотала вокруг плиты:
– Да вы присаживайтесь, прошу вас… Вон там, да… Чайник сейчас закипит – я как раз его и ходила ставить, когда услышала, как вы пришли… - голос ее звучал настолько мягко и завораживающее, что мы уселись возле маленького стола вообще ни о чем не думая – словно под гипнозом. Потрясающей красоты тембр, с таким бы где-нибудь выступать. А вот внешность… Нет, миловидная, конечно, но, кажется, не больше. Узкое лицо, вздернутый, неправильной формы нос, тонкие бледные губы… Хотя что тут сейчас разглядишь, в этой полутьме, разгоняемой лишь керосиновой лампой?..
– Хотела сначала Костю уложить, - продолжала она тем временем, - а потом чаю выпить – он бы как раз успел вскипеть. У меня здесь даже заварка есть, очень неплохая, но вот к нему, извините, ничего не найдется.
Барятин, все время следивший за ней так, словно боялся, что та способна внезапно исчезнуть, если отвести глаза, вдруг встряхнулся:
– Боже, я совсем забыл… Коробка! Мы же принесли с собой ужин. И должно быть, неплохой, если заведение, где мне его продали, по-прежнему на высоте…
– Ужин? – мне показалось, что Анну слегка повело. – Да, это будет весьма кстати. Вы даже не представляете насколько.
Я, кажется, уже представляла. Но напрямую спросить у женщины, когда и что она ела последний раз, все-таки не рискнула. Просто молча встала и пошла в коридор за коробкой – под растерянным взглядом Барятина, на коленях которого вдруг завозился и закряхтел доверенный ему сверток из одеяла. Тот перевел на него глаза с таким выражением, что я едва не рассмеялась.
– А я тогда Костю сначала уложу, - Анна осторожно, чтобы окончательно не разбудить, подхватила ребенка и скрылась с ним за дверью комнаты, примыкавшей к кухне – как раз той самой, для прислуги, неудобной постелью в которой меня дразнили по дороге.
Я же принесла коробку, поставила ее на стол и опять присела напротив Эльдара, еле слышно, одними губами спросив:
– Я правильно понимаю, что это та самая женщина, с которой наследник ездил встречаться в гостевую мызу?
– Да, - кивнули мне.
– И не только туда – иногда они встречались прямо здесь.
– Понятно теперь, для каких таких тайных дел понадобилось вам это гнездышко…
– Лиза!
– Да молчу я, молчу. Но кто она?
– Анна Ильинична? – отвел тот глаза. – Ты про нее?