Механизм Времени
Шрифт:
Правильный, обстоятельный, великолепный Мишель, оседлав смазливую дочку жестянщика Пьера, оглашал своды победным ревом!
Давясь от смеха, мальчишки рванули к выходу. Позже, на берегу реки, они хохотали во весь голос, делясь подробностями – кто что успел рассмотреть. Огюст не отставал от приятелей. Им было весело. Еще бы! – кладу, пожалуй, обрадовались бы меньше.
Они договорились помалкивать. Но кто-то, разумеется, не удержался. По кварталу пополз слушок, завершившись грандиозным скандалом. Мишель не возражал жениться, но отец Жанетты сказал, что сдохнет, а не примет в дом такого зятька,
Умом Огюст понимал: он ни в чем не виноват. Это не он разболтал об увиденном! Но дура-совесть не унималась. «Ты вспомнил о подземном ходе! Ты подбил всех отправиться туда! Ты потешался над братом вместе с дружками. Мишель сто раз тебя спасал, а ты...»
Огюсту было стыдно.
Он краснел, вспоминая: тьма, четвероногое чудовище, стоны, аханье...
– ...Не вини себя. В этом нет ничего стыдного.
Одуряющий аромат гиацинтов. Горячее дыхание на щеке. Когда он вел баронессу к креслу, руки ее казались холодными, как лед. Сейчас госпожа Вальдек дышала жаром, как раскаленная печь. Когда она успела оказаться рядом! Совсем рядом? Вплотную!
– Не бойся, дурачок. Иди ко мне...
2
Поцелуй был – словно укус.
Так жалят змеи, стремительно и безжалостно. Огюст задохнулся; влажный, упругий язык женщины умело хозяйничал у него во рту. Ее губы делались податливы, уступали, чтобы вдруг исполниться божественной силы. Яд проник в кровь, разливаясь по венам. Половодье сносило запруды, дамбы, гребли; целый мир тонул в кипящей отраве. Виски превратились в солдатские барабаны. Палочки выбивали дробь, гоня в атаку.
Руки вцепились в хрупкие плечи баронессы, грозя сломать, раздавить, разбросать по комнате осколками хрусталя, – и стальными обручами стянули двоих в одно целое. Змея извивалась в объятиях. Трепетала, оплетала кольцами, терлась о жертву всем телом. Королева похоти! развратная шлюха! – богиня страсти, лучшая из женщин...
– Госпожа...
– Меня зовут Бриджит...
Бриллианты колье, вобрав пламя свечей, ручейком скользнули на стол.
– Помоги мне...
– Как?!
И снова первыми опомнились руки. Пуговицы-шнурки, крючки-застежки... Он и не знал, что способен на такой подвиг. Миг, другой – и платье с шелестом облегчения стекло под ноги. Пальцы Бриджит расстегнули пуговицы на его рубашке, взялись за пояс...
Взмах клетчатых крыльев. Колючее покрывало летит прочь, в темноту. Прохлада свежего белья. Огонь чужого тела. Бриджит светится падающей звездой. Лунный отблеск живота. Млечный опал бедер. Тяжкое колыхание груди. Соски – капли пенки с топленого молока. Тени бродят в укромных уголках. Эти тени родились в пожаре; каждая – танцовщица, хозяйка внезапных откровений.
Сейчас все вспыхнет. Простыни, кровать, занавески, сама звезда и ее любовник – все, без остатка. Огюст ощутил себя сухим топливом – нет! раскаленной заготовкой между молотом и наковальней! – и женщина взлетела над ним, смеясь, чтобы упасть хищной птицей на добычу, распластать, впиться в плечи кинжалами ногтей.
Боль и страсть.
Звериный аромат пота.
...гиацинты.
Не он вторгся в нее – она властно ворвалась в него, перекраивая по новым лекалам, меняя изнутри. Чуткие пальцы шарили в глубинах, стараясь нащупать тайну, сокровище, которым он обладал, и в чем нуждалась баронесса. Огюсту показалось, что его насилуют. Он зарычал, вскинулся, подмял женщину под себя, навалился сверху.
Вспомнился Мишель и дочь жестянщика.
Кровать отозвалась жалобным скрипом. Звякнул на столе бокал, забытый рядом с бутылкой. Перезвон колокольчиков эхом пошел гулять по мансарде. В сердце откликнулись неведомые доселе струны. Пальцы кинулись подкручивать колки, настраивать, создавать правильную гармонию; шестеренки-снежинки завертелись – сперва медленно, затем наращивая скорость...
Он всего себя отдаст
Нашей компании, с Маржолен;
Он несет себя, спешит,
Гей, гей, от самой реки!..
Кристалл Галуа вращался в черной пустоте, сверкая гранями. Вокруг роились снежинки. Шевалье видел их во всех деталях: идеальная симметрия «лучей», ажур игольчатых «лапок» инея. Плясали веселые искорки. Снежинки тихо кружились. Каждое мгновение они совершали «операции симметрии», оставаясь самими собой. Снег закручивался метелью, скрежетал механизмом часов; преображался в двойную спираль.
Хрусталь вел мелодию:
Тело, душу, сердце, ум —
Все отдаст он Маржолен,
В полночь ждем мы шевалье,
Гей, гей, у самой реки...
Он несся внутри искрящейся вьюги. Спираль вращалась, штопором вкручиваясь в безвидную пустоту – словно гарсон спешил выдернуть пробку из бутылки «Шато ле Раль». Шевалье не противился. Его томило ожидание: куда? зачем?! В просветах между снежинками мелькали видения. Отчаянно дымя, пироскаф взлетает на гребень гигантской волны; незнакомец с сальными, давно не мытыми волосами подходит к зарешеченному тюремному окну – из его груди брызжет кровь, он валится на спину; собаки бегают у подножия замка, воя на луну...
– В тебе столько огня, сестренка!
(...почему – «сестренка»?!)
– Так погаси его, братец!
Саднит плечо, изодранное в порыве страсти. Едкий пот любовницы прижег ранки. Языком Бригида (...почему Бригида? она – Бриджит!..) по-звериному зализывает царапины. Ее ладони скользят по телу – ниже, ниже, в пропасть... – и делают то, что казалось уже невозможным.
– Лежи, братец. Я сама.
Жеребец оседлан – и скачка возобновляется. У него было много женщин, но кузина (...бред! какая еще «кузина»?!) вне конкуренции! Хорошо, что они – не родные брат и сестра. И даже не вполне двоюродные. В таких вопросах он щепетилен: кровосмесительная связь – позор, бесчестье для обоих! Подобного он бы не допустил. И как много потерял бы!
– Tak, tak jest, Brygida!..
Беспамятство – сосуд для вечности.
Он открыл глаза. Смятые простыни; атласный полог кровати под балдахином – откинут. На столике – флаконы с духами и притираниями. Бригида, обнажена, замерла у окна. Он залюбовался ее фигурой. Будь он художником – написал бы картину: темный силуэт на фоне белого, слепящего прямоугольника. Подробностей не разглядеть – свет режет глаза. Лишь контур женского тела – в обрамлении неземного сияния.
Свет? Сияние? Где он?