Мехлис. Тень вождя
Шрифт:
На телеграммах и докладах Мехлиса во многом базировалось решение Главного военного совета, о котором сказано выше и которое предрешило трагическую гибель Блюхера.
На Хасане начальник ПУ РККА не только вмешивался в оперативную деятельность командования, но и в своем стиле вершил скорый суд и расправу. По его приказанию были арестованы лейтенанты Лебедев и Ахметов и политрук Мордвинов. Их и еще одного лейтенанта обвинили в трусости и измене на том основании, что они бросили на произвол судьбы свои батареи и тем посеяли панику среди бойцов. По закону они должны были предстать перед судом военного трибунала. Но Мехлису не терпелось вынести собственный приговор. Лично допросив обвиняемых, он телеграммой запросил у Сталина и Ворошилова санкцию на «расстрел всех четырех без суда моим приказом». Основание — «чтобы
87
Сувениров О. Ф. Воспитание боем и наградой // Геополитика и безопасность, 1994, № 2. С. 54.
Новый район боев — Халхин-Гол оказался для Мехлиса не похожим на Хасан. Его привычное стремление вмешаться в оперативное управление войсками жестко пресек Г. К. Жуков, поставленный во главе 1-й армейской группы и столь блистательно проявивший себя как полководец современного типа. Так что начальнику ПУ Красной Армии пришлось в основном заниматься партийно-политической работой, тем более что дел оказался непочатый край.
Мехлис еще из Москвы 26 июня 1939 года дал указание политуправлению Забайкальского военного округа немедленно прервать отпуска политработников, а также вернуть в свои части тех, кто находится в командировках, на разного рода курсах и работах. На деле повысить бдительность. Провести разъяснительную работу среди красноармейцев в связи с японскими провокациями на границе и необходимостью приведения частей в полную боевую готовность. Политотделы и газеты соединений должны быть готовы к походу.
Внедрение в сознание воинов Красной Армии мысли, что скоро, возможно, придется воевать, проводилось всеми имеющимися средствами агитации, устной и печатной пропаганды. Однако, как и на Хасане, был допущен серьезный просчет: неверной оказалась первоначальная политическая установка, определявшая содержание пропаганды в среде личного состава. Красноармейцам предлагалось воодушевляться идеей освободительной миссии: РККА, как известно, действовала против японцев на территории Монголии. По признанию самого Мехлиса, этот тезис оказался неудачным, многими не понятым. Пришлось вносить поправку, сформулировав основной лозунг следующим образом: «Защищая границы МНР, Красная Армия обороняет территорию Советского Союза от Байкала до Владивостока, препятствует Японии превратить МНР в плацдарм для войны против СССР». На разъяснение нового лозунга были брошены все силы, которыми располагали политорганы.
И после того, как японцы были разгромлены, Мехлис не позволил политаппарату впасть в самоуспокоенность. 29 августа, по горячим следам событий, он отдал категорическое распоряжение политуправлению 1-й армейской группы использовать победу для еще большего укрепления веры в свои силы: «На собраниях, митингах, беседах… надо развенчать японских генералов как бездарных руководителей и поднять роль наших командиров и комиссаров — подлинных сынов народа».
Как и в большинстве случаев, Лев Захарович составлял директиву сам, и стиль документа это отразил ярко: «Неплохо будет выпустить листовку — конкретную, без телячьих восторгов, но подъемную к бойцам… Составить короткую листовку и для противника — помочь его солдатам подвести итоги».
На Халхин-Голе и сам Мехлис, и руководимые им политорганы приобрели первый реальный опыт ведения контрпропаганды. Еще до решающих событий в июне 1939 года Лев Захарович утвердил программу 15-дневных сборов редакций и типографий газет на иностранных языках. Перед руководителями сборов ставилась задача ознакомить приписной состав с географией, экономикой и политическим положением страны, на языке которой будет выходить газета, с организацией, тактикой, вооружением и политико-моральным состоянием армии вероятного противника; обучить сотрудников редакций методам разложения армии и тыла противника. По его инициативе приказом наркома обороны в мирное время формировались редакции и типографии газет на языках стран, сопредельных с Советским Союзом, а также вероятных противников. Один перечень языков, на которых предполагалось выпускать газеты, впечатляет — японский, китайский, немецкий, польский, финский, корейский, монгольский, эстонский, латышский, румынский, турецкий, фарси.
Но вернемся непосредственно в район, где у монгольской реки сошлись две армии — советская и японская. На Халхин-Гол Мехлис приехал перед генеральным наступлением, запланированным на конец июля. По его приказу здесь уже действовала группа по разложению войск противника во главе с полковым комиссаром М. И. Бурцевым, недавним выпускником Военно-политической академии. По существу, настоящей работы не было: группа дислоцировалась в городке Тамцак-Булак в 120 км от фронта, не имела ни переводчиков, ни типографии, ни редакции газеты. Все осталось в Чите, за 700 км от Монголии.
Как только начальник ПУ узнал об этом, он тут же распорядился перевести из Читы все три находившиеся там редакции газет на японском, монгольском и китайском языках. Плюс к этому он вызвал из Москвы единственный тогда звуковещательный отряд, очень мощный, размещенный на пяти машинах. Звук был слышен за 8–10 км. Вскоре отряд сыграл большую роль, во-первых, в дезинформации противника — имитировались оборонительные работы в то время, как наши части готовились к наступлению; а во-вторых, уже в ходе наступления — в распропагандировании японцев, манчжуров и барбутов.
Энергия и распорядительность начальника ПУ нередко вступали в противоречие с самонадеянностью и неспособностью к трезвой самооценке. В беседе с автором генерал-майор в отставке Бурцев вспоминал в связи с этим, как Мехлис сам написал текст первых четырех листовок, обращенных к японским солдатам. «Мне сразу же, — рассказывал генерал, — как человеку более или менее знакомому с интернациональной пропагандой, стало ясно, что он слишком упрощенно подходит к делу. Он обращался к японцам так, как привык обращаться к нашим солдатам — в тех же выражениях, с теми же аргументами, применяя открытый классовый, революционный подход. В одной из листовок, характеризуя японского императора, не удержался: он-де сукин сын, агрессор, грозит Советскому Союзу, словом, враг он японскому народу.
Когда мы показали листовку военнопленным, те за голову схватились: как можно? Император не может быть неправым, это — божественное существо. Не он виноват в войне, а генералы — им нужны чужие земли, походы, ордена. Император же — нет. От таких листовок японцы, особенно офицеры, становились только злее. К сожалению, подобные просчеты преследовали Мехлиса и на финской войне, и в первые месяцы Великой Отечественной».
17 сентября 1939 года частям Красной Армии был отдан приказ перейти советско-польскую границу, начался так называемый освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию. Вопреки утверждениям официальной пропаганды, решение предпринять его не было импульсивным, продиктованным ходом событий на германо-польском фронте. По крайней мере, фронтовые подразделения для ведения пропаганды, нацеленной на население Польши и польские войска, по указанию Мехлиса начали формироваться как минимум за 12 суток до начала боевых действий. В политуправлениях каждого из двух фронтов — Украинского и Белорусского были созданы отделы по работе среди населения, войск противника и военнопленных, по штатам военного времени развернуты шесть редакций газет на иностранных языках и типографии.
15 сентября начальники политуправлений округов получили указание срочно перепечатать в окружных газетах передовую статью газеты «Правда» «О внутренних причинах военного поражения Польши» и, опираясь на нее, развернуть массовую разъяснительную работу. Исключительное внимание слушателей требовалось обратить на положение крестьянства украинской и белорусской национальности в Польше, сопоставив его с положением в советских Украинской и Белорусской республиках. [88] Показательно, что эту телеграмму Мехлис дал не из Москвы, а из штаба Белорусского военного округа, куда прибыл загодя до начала боевых действий.
88
РГВА, ф. 9, оп. 40, д. 62, л. 258–260.