Мехлис. Тень вождя
Шрифт:
Он находился в боевых порядках войск, вступивших в восточные воеводства Польши, и лично контролировал проведение идеологической работы. Просчеты, допущенные на первых порах им и возглавляемым им ведомством, были того же рода, что и на Халхин-Голе — пренебрежение менталитетом тех, на кого была рассчитана пропаганда. Тезисы, заранее подготовленные в ПУ РККА для обоснования цели похода, грешили серьезным изъяном: в них содержался призыв «бить польских панов», при этом не учитывалось, что в польских землях, населенных украинцами, панами одинаково именуют и помещиков, и трудящихся. Только на шестой день после перехода советско-польской границы, 22 сентября 1939 года, начальник ПУ РККА испросил у Сталина и Ворошилова разрешение на то, чтобы внести необходимые коррективы в тезисы. Это сразу же дало свой положительный результат.
Позднее начальник
Впервые Лев Захарович заинтересовался и опытом идеологической обработки личного состава армии противника. Потребовав от военных советов и начальников политуправлений фронтов дать ответы на ряд вопросов: какие органы и должностные лица в польской армии занимались идеологической работой, что из материально-технических средств имелось в казармах, какова роль ксендзов, есть ли разница в обработке личного состава в мирное и военное время и другие, он подчеркнул, что «это представляет для нас огромный интерес». [89]
89
РГВА, ф. 9, оп. 40, д. 63, л. 160–162 175–179.
Как, безусловно, правильно отмечалось в директиве начальника ПУ РККА от 29 сентября 1939 года, подводившей политические итоги событиям августа — сентября на международной арене, «Красную Армию украинские и белорусские народы встретили как армию-освободительницу». Однако в документе содержалась и дезинформация: ответственность за войну с Германией возлагалась на «незадачливых польских политиков, спровоцированных поджигателями мировой войны» (имелись в виду Англия и Франция), пакт Риббентропа — Молотова объявлялся «полностью себя оправдавшим», устраняющим возможные военные столкновения в Европе. Было приказано широко разъяснить личному составу содержание советско-германских договоренностей, а комиссарам и политорганам дополнительно — обеспечить организованный и своевременный отход наших частей, продвинувшихся дальше оговоренной с немцами границы, не допускать даже отдельных фактов мародерства, не делать провокационных выпадов против Германии.
Во время польского похода Мехлис и возглавляемая им система политорганов более оперативно, чем раньше, отзывались на изменения обстановки, активнее использовали накопленный еще на Халхин-Голе опыт идеологической работы. Обращают на себя внимание также решительность и бескомпромиссность, с которыми начальник Политуправления РККА реагировал на факты неудовлетворительной организации размещения, питания и культурного обслуживания военнослужащих, призванных из запаса для участия в походе. Получив такие сигналы, 30 сентября 1939 года он обязал комиссаров и начальников политорганов произвести сплошную проверку казарм, столовых, мест проведения политической работы и культурного обслуживания и к 5 октября доложить результаты. Он предупредил подчиненных о строжайшей личной ответственности, пригрозив преданием суду. Аналогичная реакция с его стороны последовала и на доклады о случаях мародерства, самоуправства, убийств мирных жителей со стороны некоторых командиров, комиссаров и красноармейцев.
По сравнению с походом в восточные районы Польши советско-финляндская война стала куда более серьезным испытанием как для Красной Армии в целом, так и для ее политического аппарата. Сталин намеревался опробовать на маленькой стране Суоми (ее население составляло около 3 млн человек против почти 200 млн в СССР) модель давления на соседа, которая позднее удалась в отношении прибалтийских республик. Ему вторило сановное окружение. Мехлис, выступая всего за восемь месяцев до открытия боевых действий на Карельском перешейке на XVIII съезде партии, недвусмысленно заявил: «Если вторая мировая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то [следует] перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».
К началу войны советские войска были объединены в четыре армии общей численностью 240 тысяч человек, оснащенные 1915 орудиями, 1131 танком и 967 самолетами. К 1 февраля 1940 года вновь созданный Северо-Западный фронт включал уже 957,7 тысячи человек. Он превосходил противника по численности пехоты более чем в 2 раза, по артиллерии — почти в 3 раза и абсолютно — по танкам и самолетам. И тем не менее победа далась большой кровью.
Поскольку война с Финляндией, не в пример предыдущим военным конфликтам, длилась долго, почти четыре месяца, Мехлис успел не раз высказаться о ней как публично, так и в письмах личного характера. «Бодр и настроен крепко бить белофиннов, затеявших антисоветскую авантюру», — сообщал он семье 3 декабря 1939 года. На следующий день вновь: «Настроение замечательное. Только не досыпаю, как всегда, а то и больше». Лев Захарович жаловался на недосып постоянно, но «работа в боевых условиях вдохновляет и омолаживает. Не знаешь устали».
Прошло полтора месяца, из-под Ленинграда Мехлис перебрался в Ухту в расположение штаба 11-й армии. «Я крепко втянулся в работу, не видишь, как сутки прошли. Спишь буквально 2–3 часа и ничего», «Морозы большие. Вчера доходил до 35 градусов», несмотря на это, «самочувствие хорошее, настроение отличное. Одна мечта — уничтожить подлую финскую белогвардейщину. Этого мы добьемся. Победа не за горами».
«Белогвардейщина», однако, сдаваться не собиралась. Это Лев Захарович, очевидно, понимал и сам, иначе не стал бы обсуждать в письме от 14 января 1940 года планы приезда к нему семьи. «Конечно, хотел бы видеть вас обоих. Но Леня учится, а мамаша — холодно у нас. Ехать сюда на работу? А Леня? Не выйдет, хотя хотел бы».
Отец не устает наставлять сына: «Не теряй ни одного дня на зряшные дела. Учись быть полезным своей родине человеком». «Надеюсь, что скоро будешь комсомольцем. Ты политически достаточно подготовлен, чтобы быть членом ВЛКСМ».
Выходит, не угасло восемнадцать лет назад высказанное желание взрастить из сына «нового человека». Похожего, без сомнения, на того, кого и в личных письмах Лев Захарович не мог забыть:
«Скоро 60-летие Иосифа Виссарионовича. Как хотелось бы этот день увенчать полным разгромом финской белогвардейщины». И еще одно письмо: «Приветствую вас. 21/XII шестидесятилетие И. В. (сокращение Мехлиса. — Ю. Р.) Отпразднуйте его в кругу семьи». [90]
90
РГВА, ф. 40 884, on. 1, д. 71, л. 2–4, 5, 7.
Подарок любимому вождю не выходил. Разрозненные, плохо подготовленные удары частей Ленинградского военного округа успешно парировались противником. Сложный рельеф, густые леса, каменистые кряжи, не замерзающие в самую лютую стужу болота ограничивали широкое применение танков и артиллерии. На марше техника отставала от пехоты. К тому же грянули трескучие морозы. Два-три хорошо вооруженных, тепло одетых финна могли застопорить движение по узкой лесной дороге целой роты. Потери резко возросли. Раздраженный неожиданной задержкой вождь приказал перебросить в район боев части, недавно прошедшие по западу Белоруссии и Украины. Перебросили — без теплого обмундирования, без техники. Люди, не обученные действиям в горно-лесистой местности, жестоко страдавшие от низких температур, выбывали из строя тысячами.
Но не в привычках советских руководителей было признавать собственные ошибки и преступления. За авантюризм и шапкозакидательство, с которыми они ввязались в войну, отвечали не они сами, а назначенные ими «стрелочники». Прибывшую после «освободительного похода» прямо из украинских степей на ухтинское направление 44-ю стрелковую дивизию им. Н. Щорса сразу бросили в бой, хотя она не была обеспечена техникой, боеприпасами, продовольствием. Соединению даже не позволили сосредоточиться на исходном рубеже, и отдельные воинские части бросали в бой по мере прибытия к линии фронта. В результате в начале января 1940 года большая часть дивизии была окружена и почти полностью попала в плен. Командиру дивизии полковнику А. И. Виноградову, начальнику штаба и начальнику политотдела удалось вырваться из окружения. После допроса, проведенного лично начальником ПУ РККА и командующим 9-й армией В. И. Чуйковым, командование дивизии было предано суду военного трибунала и расстреляно перед строем сумевших избежать окружения бойцов.