Мексиканская повесть, 80-е годы
Шрифт:
Габриела слушала мать и начинала понимать, почему мать была теперь куда более элегантной, кокетливой, почему выглядела такой помолодевшей, часто смеялась и курила, вот уж этого отец ей никогда бы не разрешил. Вся ее серьезность улетучилась, даже словарь стал другим, она его несколько расширила и обновила по сравнению с тем, каким пользовалась, когда была сеньорой Косио; но на самом-то деле мать разговаривала не с нею, не с Габриелой, а со своим мужем. Габриела вдруг оказалась своим собственным отцом, она это тоже понимала и чувствовала и вступила с матерью в борьбу, ощутив вдруг неудовольствие, которое вызывали в Рауле уловки супруги, словечки, которых он прежде от нее никогда не слышал, защищенный покровом буржуазной респектабельности, он смотрел на нее с ненавистью и готов был закричать, что она проститутка, бросила его, выставила на посмешище перед немногими друзьями и детей бросила ради любовника, ради мальчишки. Она, как и Рауль, готова была спросить, сколько же продлится ее прекрасный роман, это пошлое увлечение, из — за которого она разбила прочный брак, суливший долгие годы спокойной жизни, тихую старость с загородным домом и двумя
Габриела уже позабыла, что ее преследует незнакомец, оторвалась от книги, ища глазами название станции, и вдруг снова увидела сказочного принца, который поехал на метро, чтобы быть с нею, а роскошную машину оставил наверху, принц женится на ней и одним поцелуем расколдует, освободит ее от заклятья работой, скукой и будничной повседневностью. Она глядела на него, и сказочный принц, которого она, как и все женщины на свете, ждала и который превратил ее мать в страшную лягушку, сказал Габриеле: «Привет», приятно и нагло улыбаясь, сказал очень тихо, чтобы никто из пассажиров не услышал. Девушка снова нырнула в книгу, в свое убежище, где можно было укрыться от жадных глаз мужчины, преследующего ее с неотступностью тени или бродячей собаки, которую вы из жалости покормили или приласкали. Габриела склонилась над книгой, потому что глаза сказочного принца вдруг стали глазами убийцы, садиста, избирающего новую жертву и наслаждающегося ее созерцанием, принц превратился в знаменитого преступника, который изучал предмет своих вожделений. Возник неизбежный вопрос: а если это сутенер или, еще того хуже, убийца? Тревожные мысли пронеслись у нее в голове и мгновенно исчезли, потому что с нею был образ Серхио, образ единственного мужчины, которого она любила. Другие юноши прошли, не оставив в ее жизни следа; она „могла припомнить лишь несколько имен, лица двух-трех — и все. Отдалась она Серхио, ни минуты не колеблясь; глупости, вроде той, что она приносит ему в жертву свою невинность, не приходили ей в голову, просто проснулось желание, ей хотелось уйти с ним, и однажды ночью, после собрания, они пошли в гостиницу, и это было совершенно естественно: ничего не нужно было спрашивать, ничего предлагать, они следовали зову природы.
Серхио и Габриела мечтали, как станут жить вдвоем, какая будет у них квартира: полная книг, говорил он, и пластинок с записями самой разной музыки, добавляла она. Серхио работал в журнале, и они надеялись каждый месяц откладывать понемногу, но в 1968 году рухнули все их планы. Серхио не вернулся со своего последнего митинга, своего последнего политического задания, погиб второго октября на площади Трех Культур, где завязалась кровавая схватка.
Габриела вспомнила, что лишь благодаря одному из преподавателей они смогли узнать о смерти Серхио. Трупа они так и не увидели: его сожрала печь крематория на Военном кладбище; тело Серхио превратили в пепел даже без предварительного опознания, неграмотные солдаты впихнули труп юноши в адскую пасть, и ад поглотил его. От его двадцати пяти лет жизни, обширных знаний и искреннего стремления сделать страну лучше, чем она есть, осталась горсть пепла — и только потому, что он попытался ударить по этому колоссу, Государству, всемогущему, жестокому, развращенному и мстительному. Ее преподаватель, врач из Красного Креста, добывал для Габриелы и для семьи Серхио кое-какие смутные сведения, наводящие на мысль о преднамеренном убийстве юноши. И все же еще несколько месяцев Габриела искала его по тюрьмам, расспрашивала друзей, изучала далеко не полные списки политических заключенных, которые публиковали газеты. Но время брало свое, она сдалась, поверила наконец в его смерть. Потом бросила занятия, ей хотелось оказаться как можно дальше от Университетского городка, и она пошла работать сперва учительницей английского языка в начальную школу, потом — в банк.
От жары можно было задохнуться, хоть бы одно окошечко открыли, подумала она с яростью, все вагоны герметически закупорены. Габриела попыталась снять свитер, но это оказалось невозможным: пассажиры сидели тесно. Мужчина с подчеркнутой галантностью предложил помочь ей. Габриела поблагодарила и снова уткнулась в книгу, так и не сняв свитер. Его вежливость была отвратительной, фальшивой, корыстной, требовала чего-то взамен. Как у ее брата Андреса, родившегося через несколько лет после нее. Из всей их распавшейся семьи его ей меньше всего хотелось бы видеть. Она хорошо помнила его наглую улыбку, высокомерие, лебезящих перед ним родителей и себя чем-то вроде служанки… Его с детства заласкали. Все для Андреса: лучший кусок, лучшая одежда. Габриела понимала, что им дают совсем разное воспитание: Андреса готовили в повелители, он должен стать главой семьи; у него было игрушечное оружие, оловянные и деревянные солдатики, которых он ломал; вечно ему твердили, что он должен стать настоящим мужчиной, а ей родители говорили, когда он был маленький: береги братца, а потом учили подчиняться и служить ему, потому что он хоть и не старший, зато продолжатель рода.
И продолжатель рода приказывал и требовал. И продолжатель рода был никудышным студентом, но и с самыми скверными отметками этот мальчик, который, играя в ковбоев, убивал индейцев, и в полицейских преследовал бандитов, пока его сестра училась на куклах нянчить детей, готовить и вообще всему тому, что нужно для счастливого брака, — этот мальчик преспокойно закончил курс наук и стал адвокатом.
Габриела не слишком много знала о нынешней жизни брата, но она не забыла, как он вешал на деревьях кошек, швырял камнями в бедных ребятишек и издевался над прислугой. Недавно кто-то говорил ей, что у брата дела идут отлично, это значило, что он служит в одном из правительственных учреждений, состоит в правящей партии и потому много зарабатывает. Габриела вспомнила все это, когда сквозь наглую улыбку завоевателя проступила улыбка ее брата, и испытала ненависть и глубокое отвращение сразу к обоим, что было вполне закономерно, если ты вечно слышала: это твой брат, Габриела, ты должна его уважать; у него большое будущее, не оставляй его.
За две остановки до своей Габриела зашевелилась, приготавливаясь к выходу. Мужчина, всю дорогу стоявший возле нее словно конвойный, не сдвинулся с места; он загораживал проход. Габриела поднялась и, глядя ему в глаза, ощущая его дыхание и слабый запах лаванды, твердо сказала: «Разрешите», и ему ничего другого не оставалось, как пропустить ее. Габриела с трудом пробиралась к выходу, а позади нее две женщины спорили из-за освободившегося места. Охотник шел следом, молча всех расталкивая. Наконец ему удалось встать прямо за Габриелой. «Какая случайность, оказывается, выходим на одной станции». Габриела притворилась, что не слышит, и, когда поезд подошел к ее станции, быстро выскочила и постаралась затеряться в толпе. Только мужчина оказался опытным охотником и не допустил, чтобы добыча сбежала, укрылась в безопасном месте.
Первые от метро улицы, по которым шла Габриела, показались ей бесконечными. Она никогда раньше не замечала, что они такие невероятно длинные. Однако она не торопилась, шла обычным шагом, остановится перед витриной, потом идет дальше, поглядывая краем глаза на мужчину, настойчиво ее преследовавшего. А что, если он и в самом деле живет здесь и это его станция? Если все это лишь совпадение? Габриела не знала, что и думать, она отнюдь не была уверена в своей притягательности и хорошо понимала, что не каждый мужчина пойдет за ней следом. Ладно, это его дело, если он живет не в этой Колонии, придется ему проделать весь путь обратно. Моцион пойдет ему на пользу, да и урок, надеюсь, тоже.
Когда до ее жилища оставалось всего несколько шагов, Габриела подумала, какое оно одинокое, какие там сырые стены, хоть они и прикрыты картинами, скверными копиями известных работ, вспомнила свою мебель, которую купила уже подержанной, и царящую там тишину. Неприглядная панорама эта привела ее в ужас. Вот тогда-то она и подумала: а не пригласить ли преследователя к себе. Она повернула голову, желая этим движением приободрить охотника, но не увидела его. И испытала немалое разочарование. Габриела не ожидала, что этот одержимый исчезнет в последний момент. Это я сглупила, не подала ему никакой надежды, когда мы вышли из метро, мы могли бы заговорить и шли бы теперь вместе, может, он славный парень, вежливый, и зачем я так старалась избавиться от него. Сказочный принц вновь вернулся на свое место. Правда, на этот раз он не был достаточно терпелив, не настоял на том, чтобы она примерила туфельку, которая только ей придется впору. В голове промелькнули известные случаи, когда после долгих лет одиночества приходила любовь, являлся принц, но для нее в принце воплотились сразу и отец, и брат, и Серхио, и мать — все те, кто стал для нее лишь воспоминанием, какой-то неясной, бесплотной тенью, которая являлась, когда Габриела ее вызывала, и исчезала, едва становилась ненужной, едва кино, телевизор или книжка отвлекали Габриелу. Этот принц мог оказаться ее суженым, поселить ее в очарованном замке, навсегда перенести в волшебную сказку, добыть для нее счастье. В свои двадцать восемь лет Габриела уже хлебнула горя и могла трезво судить о своем положении; ее подруги (те, что у нее были) и родственницы ее возраста вышли все замуж и имели детей, то есть уже выполнили свое предназначение на земле, а у нее ни жениха, ни поклонников (мне только и остается, что святых одевать); возможность переменить свою жизнь казалась ей такой же невероятной, как путешествие на Луну. Впрочем, зачем ей Луна, можно съездить в Европу, в Штаты, нет, это уж слишком, может, он бедный, я бы согласилась на такую квартиру, о какой мы мечтали с Серхио. Чтобы много книг и пластинок.
Так она дошла до старого здания, хорошо сохранившегося, в котором жила вот уже два года, с тех самых пор, как решила уйти из дома, где всем заправляли отец и брат, делавшие ее существование совершенно невыносимым.
Габриела вставила ключ в замочную скважину и нарочно медленно повернула его; входная дверь дома, где она снимала квартиру, отворилась. Но войти она не спешила, постояла немного, глядя на покачивающуюся под рукой связку ключей. Отошла от двери, но лишь настолько, чтобы убедиться, упорствует ли еще в своем намерении мужчина, преследовавший ее от самой станции метро «Боливар».
Кто-то быстро шел, торопясь, конечно, догнать ее. И в самом деле, это был охотник, который немного отстал и теперь широко шагал, почти бежал. Почувствовав облегчение, Габриела вздохнула полной грудью. Она ждала, повернувшись к нему лицом. Надо было найти соответствующие этой минуте слова, чтобы принц не подумал, что она легкодоступная женщина. И все же предрассудки опять напомнили о себе: девушка нервничала, пока он шел к ней, к тому месту, где она его ждала. Новая встреча — как почувствовала Габриела, а может быть, и он тоже — вышла занятной. Преследователь, охотник, Серхио, убийца, отец, сказочный принц, ее брат — все имена, все воплощения, которые Габриела ему пожаловала, ограничились словами: «Я уже решил, что потерял вас из виду». И вульгарность его приставаний, первых его заигрываний, наглость и бесстыдство в начале их знакомства исчезли, освободив место для новой и совсем особенной встречи, о которой мечтает столько людей.