Мексиканский для начинающих
Шрифт:
– Ну, не так плохо, – покровительственно заметил Петя, – В среднем – три! Значит, уже лейтенант! А мое «Пятое солнце» – «гран туризм»! Это, пожалуй, на маршала тянет.
Когда я выходил из Петиного отеля, заметил на стене золотую доску, сообщавшую, что пару лет назад тут отдыхала чета испанских монархов.
Я утаил это от Пети. Иначе бы он помыкал мной, как фельдмаршал денщиком.
Странная штука – жизненный успех! Очертания его расплывчаты, как дорога, раскаленная солнцем. На пути в свой отель я ощущал себя очень младшим лейтенантом в жестком подворотничке и портянках.
«Да вообще, на кой ляд эти звезды», – пытался я утешиться.
И заблуждался. Поздним вечером, выйдя на балкон, увидел созвездие Ориона. Здесь, над Карибским морем, у сурового воина Ориона свой небесный пляж. Лежит безмятежно на боку. Одной рукой подпер голову, в другой – рюмка золотой текилы. Светит и не задумывается, сколько у него звезд и какого они размера.
Впрочем, как без них проживешь? Это если есть, тогда, пожалуйста, – можешь забыть на время.
Мексиканский для начинающих
Петя проявил большие способности к языкознанию. Правда, почему-то решил, что испанский – одно дело, а мексиканский – совершенно другое. Мол, отличаются приблизительно так, как древнеегипетский от арабского.
Впрочем, знавал я человека, который был уверен, что луна и полумесяц не имеют друг к другу никакого отношения.
Перво-наперво Петя переделал свое имя на местный лад. Но с некоторым отечественным оттенком.
– Зови-ка, брат, меня попросту – Педро, – сказал он, нажимая на последний слог, – Так оно звучней!
Ну Педро, так Педро – действительно, довольно сильно звучит! Еще крепчей, пожалуй, будет Педрюша…
– В наших языках, – говорил Педро, – русском да мексиканском, много общего. Прямо на лету ловлю. К примеру, слово «чекар» – проверять. Явно пошло от нашего «чека»! Или, послушай, – «ме перди»! То есть – я потерялся. Смотри, как звучание передает смысл!
– Точно, – согласился я. – Вспомни млечный путь на небе. Молоко – «лече».
Педро всерьез занялся составлением подручного словарика. Первое слово, которое он вписал туда, то ли из озорства, то ли по кулинарному влечению, было блинчики – «охуелос». Дальше пошло, как по маслу.
Масло – мантекия.
Соль – саль.
Солнце – соль.
Привет – оля.
– Поверь, – вздохнул тут Педро, – Я давно говорил, что жена моя Оля «с приветом». Вот через неделю приедет, – сам увидишь.
«Море – мар, – продолжал он. – Глаз – охо. Спасибо – грасиас. А даром – гратис!»
Это гратис особенно полюбилось Педро, а еще «мучача» – девушка.
– Мучача, мучача, не дашь ли мне гратис? – бубнил он под нос, записывая питейные принадлежности. – Рюмка – копа. Глоток – траго. Еще – мас. Очень хорошо – муй бьен.
Некоторые соответствия приводили Педрюшу в восторг.
– Мало – поко. Плохо – мало. Как точно замечено! Когда мало, всегда плохо! А много не бывает!
Под конец он глубочайшим образом поразился емкостью мексиканского языка, узнав, что «жена» и «наручники» обозначаются одним словом «эспоса».
– Ну, брат, во язык-то! Не в бровь, а в охо. Я свою теперь только так и буду звать – эспоса. Поди, догадайся, чего в голове держу…
Триптихизм
Действительно, мудрено было догадаться, чего он держал в голове. Зато на голову Педро постоянно примеривал шляпы. Накупив десятка два, временно успокоился, и каждые полчаса появлялся в новой.
– Еще мне обещали шапочку тореадора с рогами. Но ты погляди, сколько здесь сандалий, – никогда не видал таких фасонистых!
И впрямь, как шляпами, так и сандалиями Канкун был переполнен. От торговых центров, напоминавших то ли бисквитные торты, то ли океанские пароходы, до маленьких пальмовых лоточков на пляже – все было забито шляпами и сандалиями.
– А ты начни коллекционировать, – брякнул я ни с того ни с сего, – уверен, никто еще не додумался. Собирай! Будешь, так сказать, сандалофилистом.
Педро вроде пропустил мимо ушей, а на другое утро говорит:
– Всю ночь снились сандали в шляпах и шляпы в сандалях! К чему бы это? Пожалуй, надо собирать параллельно – и те, и другие.
– «С головы до ног» – поддержал я. – Вот название твоей коллекции. Да ты, Педро, ею мир покоришь.
У Пети, кажется, перехватило дух от широты поставленной задачи. Видно было, что он совсем не против покорения мира.
– Однако чего-то в этой идее не хватает, – сказал я. – Покуда недоработана!
– А, на мой взгляд, все о‘кей, то есть муй бьен, – заупрямился Петя. – С головы до ног! Дальше некуда!
– Кое-что пропущено – нет триединства. То есть третьего члена. Того, что посередке.
Эти слова привели Петю в замешательство. Он как-то напрягся:
– Ну ты, брат, не перебарщивай, не перегибай палку-то. Что за глупость с третьим членом?
– Ты же можешь стать единственным в мире триптихистом, – пояснил я.
Петя поморщился:
– Это еще что такое? Мало приятное!
– Педро, триптихизм – великая идея! Шляпы, сандалии. И …
– Чего «и»?! – начал раздражаться Петя.
– И плавки! Будешь собирать пляжные гарнитуры. Тут есть большие пробелы. Заложи краеугольный камень!
Петя оживился:
– А ведь ты прав, амиго. Это может быть целью жизни. Верно, верно – шляпы, плавки и сандалии. Триптихизм! Солидно и научно. Ты сам подумай, брат, – рассуждал он, – ведь кто-то должен вложить лепту в нашу русскую культуру. Хватит уже ее деградировать! Пора подымать, кто чем может. И я триптихизмом подопру. Верно?!