Мексиканский завтрак для русских моряков
Шрифт:
— Мать, а как же свет посмотреть и себя показать? — не соглашался Владимир.
— Вот в позапрошлом году на работе сменщица моя рассказывала — дочка с семьей отдыхать поехала в Украину, а там склады военные какие-то от жары взрываться стали, так они еле ноги унесли. Так что если и хочешь чего, вон в Москву съезди, пройдись по Красной площади: тут тебе и древность, и к дому близко! — отрезала Антонина Тимофеевна.
— А в командировки на самолете летать, значит, можно? — подначивал сын.
— То по работе нужно, да и самолеты наши не такие, как заграничные… Ну, что над матерью смеешься?
В этот момент раздалась трель дверного звонка.
— Кого это еще на ночь глядя принесло? — посмотрев на дверь, проговорила Антонина Тимофеевна.
— Сиди, мам, я открою, — сказал Владимир.
Поднялся и, выйдя в прихожую, открыл входную дверь. На пороге квартиры стоял двухметрового роста парень богатырского телосложения. Добродушное лицо и улыбка во весь рот говорили, что это весельчак. Звали сослуживца и друга Локиса Сергей Климов — душа компании, разговорит и рассмешит любого, Локису порой казалось, что он даже верблюда может заставить смеяться. Впрочем, так же шутя старшина Климов выжимал штангу весом сто пятьдесят кило и жонглировал пудовыми гирями, подбрасывая их высоко вверх, чем вызывал уважение у новобранцев и являл собой образец физподготовки.
Его звание — старшина, удивительным образом даже перешло в прозвище, да так и закрепилось за ним. Этому способствовала одна история. Как-то в часть приезжали немецкие коллеги — на учения смотреть, опытом обмениваться. И один из гостей задал какой-то вопрос на очень плохом русском. Климов, не совсем поняв вопрос, выскочил вперед, ответив: «Старший — я!»
«Старшия, старшия», — обрадованно закивал головой немец, запоминая слово.
Поначалу ребята Климова так и подразнивали — старшией, а он и не обижался, так звание в прозвище переросло.
— Собирайся, Вова, нас с тобой срочно в часть вызывают, — начал Климов вместо приветствия.
— Пять минут, и буду готов, — немного посерьезнев, сказал Локис.
Надев джинсы, свитер и приступив к завязыванию шнурков на кроссовках, он услышал от товарища:
— Кстати, нам новые парашюты выдали.
Предвидя реакцию, Локис обернулся — мать уставилась на них с недоуменным видом.
— Это какие парашюты? Сынок, неужели ты с парашютом прыгаешь?
Исподтишка, чтобы Антонина Тимофеевна не увидела, Локис погрозил Климову кулаком, состроив зверскую физиономию.
— Он имел в виду, что на склад парашюты поступили. Ведь я лицо матответственное! — с улыбкой ответил Локис.
— А почему такая спешка? — не унималась мать. — Почему на ночь глядя собираешься?
— Так в Краснодарском крае какие-то учения, вот мы амуницию и повезем. Сами знаете: в армии приказ — первое дело!
Такое пояснение старшины вполне успокоило Антонину Тимофеевну, хоть она и продолжала еще ворчать, что у людей, пускай и в армии, должен быть нормальный рабочий день.
Взяв рюкзак, Локис аккуратно упаковал в него ноутбук.
«Пригодится! И правда — общение в Интернете затягивает. Да и Катя — интересный собеседник. Будет чем свободную минуту занять. Wi-Fi в ноутбуке есть», — думал он, упаковывая блок питания.
Туда же, в сумку, кроме кое-каких вещей лег сотовый телефон, несколько дисков с программами и наушники с микрофоном для общения по «Скайпу». Затем сержант надел на руку «командирские» часы, которые носил постоянно. Локис ими очень дорожил, так как достались они ему «по наследству» — от отца.
Выйдя на улицу и вдохнув прохладный вечерний воздух, Локис забросил рюкзак за спину.
— Куда теперь нас отправляют? — спросил он товарища.
— Вроде на Ближний Восток… — пожал плечами старшина. — Все остальное — на месте.
Сказав это, Климов принялся насвистывать какую-то незамысловатую мелодию.
Глава 6
Тот самый палестинский мальчишка — Хамид Самави, ставший свидетелем недавних кровавых сцен в полуразрушенном квартале, стремглав бежал к пятиэтажному зданию белого цвета. В нем на четвертом этаже в двухкомнатной квартире и жила семья Хамида.
Рядом с его домом, выходившим на небольшую площадь, находилась трехэтажка, некогда бывшая магазином. Груды обломков и кучи мусора возвышались вокруг, напоминая о войне. Свалке способствовали и сами люди из соседних домов, бросавшие сюда всякий хлам. Мальчуган прошел под старым рекламным плакатом. На нем улыбался подросток, жующий жвачку фирмы «Сигнал». Рекламный плакат давным-давно пожелтел, оборвался и тряпкой болтался по ветру. Неподалеку на тротуаре находились остатки сгоревшего автомобиля.
По пути к дому Хамид наведался в свой тайник. В одном из заброшенных зданий, в стене, имелась расщелина, образовавшаяся в результате разорвавшегося рядом снаряда. Встав на колени и засунув руку в отверстие, нащупав небольшой сверток, мальчик вытащил его на свет. Хамид развернул тряпку. Перед ним лежал изогнутый восточный кинжал. Мальчик взял его в руку, словно взвешивая оружие. Он еще пару месяцев назад нашел его в нежилых кварталах недалеко от дома. Похоже, что те, кому он принадлежал, погибли. Хамид молча глядел на клинок. Украшенная камнями рукоять кинжала сверкала и переливалась на солнце всеми цветами радуги. Холодный блеск стали будоражил кровь, заставляя быстрее биться и без того колотившееся сердце. Добавив к кинжалу два патрона, подобранных сегодня, Хамид снова спрятал все это.
«Домой нести нельзя, заберут! А вдруг они мне пригодятся?» — думал мальчик.
Прибежав домой, Хамид забился в угол на балконе. Сев прямо на пол, он прижался спиной к стене, обхватив руками колени. Первый шок от увиденного сегодня проходил, но в душу вползал страх.
Внизу промчалось такси и скрылось за поворотом, оставив в воздухе облачко синего дыма. Мальчик не обращал на него внимания. Воображение ребенка рисовало недавние сцены — одна страшнее другой. Он вспоминал треск автоматных очередей и свист реактивных ракет, вылетавших из установки, небритые лица боевиков и ужас, застывший на них в момент смерти. От воспоминаний о черном отверстии ствола пистолета, полчаса назад смотревшего на него, мальчугана бросало то в жар, то в холод. Его била мелкая дрожь. Напуганный взгляд ребенка метался из стороны в сторону, словно ища поддержки и защиты. Заслышав малейший шорох, он вздрагивал, снова осматривая улицу, боясь увидеть людей, переодетых в полицейских, у своего дома.