Мелисандра
Шрифт:
– Давай спустимся к пляжу, – предложил Фермор, – и галопом поскачем по песку.
– Хорошо, – согласилась Каролина.
«А вдруг Мелисанда не удержится на лошади, упадет… изуродует себе лицо или сломает шею», – с надеждой подумала она и тут же ужаснулась: какая страшная мысль пришла ей в голову! Нет, она никому не хотела зла. Если бы отец привез с собой средних лет женщину, бедную и некрасивую, с каким бы сочувствием отнеслась она к ней!
На песчаной косе Каролина поравнялась с Фермором, и лицо ее было уже спокойным.
– Ну что, поскакали? – предложил молодой человек. Они пришпорили лошадей и понеслись по пляжу мимо серых скал, поблескивавших вкраплениями бело го кварца и сиреневого аметиста. Попадавшиеся на их пути чайки взлетали с песка и с криком взмывали в небо.
– На
Даже топот копыт не мог заглушить его радостного голоса.
После шести недель пребывания у Тревеннингов Мелисанда пришла к выводу, что здесь ей оставаться больше нельзя. Однако при мысли о том, что надо покинуть этот дом, девушку охватила паника. Куда же она поедет? Где еще она будет чувствовать себя такой счастливой, как здесь? Если бы Каролина по-другому относилась к ней, она никогда не задумалась бы об отъезде. Но дочь опекуна постоянно давала ей понять, что делать компаньонке в доме Тревеннингов абсолютно нечего. Правда, уроки французского продолжались, но в основном благодаря настояниям сэра Чарльза. Иногда они с Каролиной в четыре руки упражнялись на рояле. Но молодая хозяйка дома была не менее виртуозной исполнительницей, чем ее компаньонка. Так что научить ее чему-либо Мелисанда не могла. А в искусстве вышивания Каролина и вовсе значительно ее превосходила. Вечерами, если мисс Холланд чувствовала себя уставшей или мучилась очередной головной болью, Мелисанда вместо нее садилась играть в вист, но девушке требовалась подсказка, поскольку в карты она никогда прежде не играла. Ее партнером по висту всегда был сэр Чарльз, но она предпочла бы играть на пару с Фермором. «О мадемуазель, вы слишком торопитесь. Чуть подождали бы, и я сам взял бы эту взятку…» – мягко укорял Мелисанду сэр Чарльз, когда она поспешно выкладывала карту. Девушка видела, что он, проявляя к ней снисходительность, боялся показать свое доброе отношение. Она нисколько не сомневалась, что, будь ее партнером Фермор, он никогда бы не упрекнул ее за не правильно сделанный ход. Так что за карточной игрой Мелисанда не столько отдыхала, сколько мучилась. Девушка постоянно думала, чем же ей отплатить за питание и проживание в этом уютном доме.
Дом Тревеннингов, с огромным холлом, где когда-то стоял большой бильярдный стол, а потом обеденный, за которым собиралась вся семья, включая слуг, казался ей необычайно красивым. Мелисанда могла часами бродить по его галереям и, задрав голову, всматриваться в потемневшие портреты давно умерших предков опекуна. В этом доме были помещения, в которых ничего не изменилось со времен Генриха VIII. Широкая, с изумительными резными перилами лестница, большие, с высокими потолками комнаты, зарешеченные окна с ромбовидными стеклами и широкие подоконники поражали воображение девушки. В самой старой части здания размещалась обслуга. Мелисанде было достаточно спуститься в кухню с полом, выложенным большими каменными плитами, с огромным камином и глиняной печью, взглянуть на старинную кухонную утварь, поднять голову и посмотреть на массивные деревянные балки, заглянуть в многочисленные подсобные помещения и кладовые, чтобы ощутить дух далекого прошлого.
Она уже успела полюбить этот дом. Ранним утром ей нравилось, замерев у окна, наблюдать за восходом солнца и любоваться морем, которое каждый день выглядело по-иному: то начинало сверкать, словно какое-то божество высыпало на его поверхность алмазы, то лежало, укутанное густым тягучим туманом. Еще Мелисанде нравилось следить за бежавшими к берегу белыми барашками волн. Но в особый восторг девушку приводил шторм, когда разбушевавшееся море выбрасывало на сушу обломки мачт и охапки темно-зеленых водорослей. В ясную погоду из ее окна просматривался похожий на тонкий карандаш Эддистонский маяк, к востоку от него виднелись очертания Плимута, а к западу – Лу-Айленда. Ей доставляло огромное наслаждение, взобравшись на высокую скалу, наблюдать за парящими над морем чайками, бродить по зеленым лугам, по узким змеящимся тропинкам. Добравшись пешком до города, она спускалась на пристань, радостным криком приветствовала рыбаков, сидевших у дверей своих домов и чинивших порванные сети. Выйдя на самый край пирса, девушка, закрыв глаза и затаив дыхание, подставляла соленому ветру лицо. Она любила, блуждая по городским улочкам, разглядывать большие серые дома и уютные маленькие домики, стоявшие по берегам реки. Все жилые строения в городе были по крыты черепицей необычной формы – у каждой керамической плитки имелся продольный бугорок. Горожане верили, что благодаря этим бугоркам танцующие по ночам на домах привидения с их крыш никогда не упадут. А по местному поверью, танцующие на крыше дома привидения приносили его жильцам удачу.
Как много еще в этом мире для Мелисанды оставалось загадок, как много ей хотелось узнать! Жители округи тепло относились к девушке, наперебой угощали ее медовым напитком, приправленным пряностями, ежевичной наливкой или вином, настоянным на лепестках левкоев, предлагали ей кекс с изюмом, который выпекался по особо торжественным случаям. У них для молодой иностранной леди всегда находился кусочек пирога с начинкой или шафранового бисквита.
У нее было много друзей как в Вест-Лу, так и в Ист-Лу. Жители поселков, стоявших на противоположных берегах реки, которые издавна недолюбливали друг друга, с радостью встречали Мелисанду и обращались к ней не иначе как «наша маленькая мамзель». Многим из них не нравилось, что девушка дружит и с теми, кто живет на другом берегу, но очаровательной француженке они могли простить все.
Мелисанда слышала об их непростых отношениях, но вела себя так, будто ничего не знает. Дружила она и с изумительной бабушкой Треморни из Вест-Лу, и с добрым стариком Кнакером Полдауном, жившим в Ист-Лу. Старый Кнакер, маленький и тщедушный, много повидал на своем веку. Он рассказывал Мелисанде о том, как много лет работал на шахтах, а, в конце концов, приехал в это графство и поселился в Ист-Лу в большом доме под черепичной крышей. Его истории девушка слушала раскрыв рот. Не менее интересной рассказчицей была и бабушка Лил Треморни, которая, усевшись у порога дома, попыхивала трубкой и делилась воспоминаниями о своей бурно проведенной молодости.
У Мелисанды появилось столько друзей, чутких и доброжелательных, что потерять их теперь было бы для нее невыносимо больно. Вот только вчера ее приглашали к миссис Пенгелли взглянуть на новорожденную малютку и отведать кимбли, которым здесь угощают только самых дорогих гостей. Так что чести съесть кусочек кимбли, этого изумительно вкусного торта, который выпекается специально к крещению ребенка, удостоилась и Мелисанда.
Но, помимо таких милых, очаровательных друзей, было еще и нечто такое, чего больше всего не хотела лишаться девушка.
Уже несколько недель Фермор обучал ее ездить на лошади. Сэр Чарльз не возражал против таких занятий. Он даже был этому рад и сказал, что это отличный способ заставить Фермора расплачиваться за уроки французского. При этом жених мисс Каролины объявил во всеуслышание, что занятия верховой езды будут проводиться ежедневно, и в Лондон он не поедет до тех пор, пока Мелисанда не станет держаться в седле как профессиональный наездник.
Доброта и внимание молодого человека стали пугать Мелисанду.
Однажды во время очередного урока верховой езды девушка окончательно осознала сложность своего положения. В тот день лошадь, на которой она сидела, неожиданно сорвалась с места и понеслась к крутому обрыву. Фермор, увидев это, поскакал ей наперерез и на самом краю обрыва остановил обезумевшее животное. Замерев, молодой человек и девушка несколько секунд молча смотрели друг на друга. В глазах их застыл ужас. И в этот момент Мелисанда поняла, как дорог ей Фермор и что их чувства взаимны.
– Прошу, чтобы такого больше не было, – неожиданно резко сказал ей Фермор. – Эта лошадь стоит больших денег.
– А моя жизнь не в счет? – трясущимися от страха губами спросила Мелисанда.
Он подъехал к ней ближе и коснулся руки.
– Вы – самое ценное из того, что есть в этом мире, – глядя Мелисанде в глаза, ответил Фермор.
После пережитого страха желание продолжить занятие у Мелисанды пропало.
– Возвращаемся, – сказал ей Фермор. – Вы жутко перепуганы.
Весь путь до дому они ехали тихим шагом. В конюшне Фермор протянул девушке руку, а когда та спрыгнула с лошади, заглянул ей в глаза, нагнулся и поцеловал в щеку.