Мелкие боги
Шрифт:
Или нет. Через час они подошли к небольшому холмику. На нем лежал шлем, рядом в песок был воткнут меч.
— Много солдат умерло только ради того, чтобы добраться досюда как можно быстрее, — промолвил Брута.
Люди, потратившие время, чтобы похоронить своих мертвых, начертили на песке могильного холмика некий символ. Брута почти ожидал увидеть черепаху, но ветер еще не успел стереть грубое изображение пары рогов.
— Ничего не понимаю, — сказал Ом. — Они напрочь не верят в мое существование, но рисуют на могилах мое стилизованное
— Это трудно объяснить. Думаю, они поступают так потому, что верят в своесуществование, — ответил Брута. — Они — люди, и он был человеком.
Он вытащил меч из песка.
— Зачем он тебе?
— Может пригодиться.
— Против кого?
— Может пригодиться.
Еще через час к могиле подковылял лев, все это время тащившийся по следу Бруты. Он прожил в пустыне шестнадцать лет, и прожил он столь долгую жизнь потому, что не умер, а не умер потому, что не давал пропасть впустую питательному протеину. Лев принялся рыть землю.
Люди постоянно растрачивали попусту полезный протеин — начиная с того самого момента, как стали задумываться, кем именно этот протеин являлся при жизни.
Но, если разобраться, желудок льва — не самое плохое место погребения. Есть места и похуже.
На каменистых островках обитали змеи и ящерицы. Вероятно, они были очень питательными, и каждая обладала своим, неповторимым вкусом.
Воды больше не попадалось.
Зато встречались растения — или нечто в этом роде. Их можно было бы принять за кучу камней, если бы не центральный стебель с цветком ярко розового или лилового цвета.
— Где они берут воду?
— В ископаемых морях.
— Вода, превратившаяся в камень?
— Нет. Вода, просочившаяся в землю тысячи лет назад. Прямо в коренную породу.
— Ты сможешь до нее докопаться?
— Не глупи.
Брута перевел взгляд с цветка на ближний каменный островок.
— Мед, — сказал он.
— Что?
Гнездо пчел находилось высоко над землей в расщелине одной из скал. Жужжание было отчетливо слышно с земли, но добраться до них не представлялось возможным.
— Попытка не удалась, — подвел Ом.
Солнце было уже высоко. От скал веяло накапливающимся теплом.
— Отдохни немножко, — сказал Ом ласково. — А я посторожу.
— Зачем?
— На всякий случай.
Брута подвел Ворбиса к тени от большого валуна и мягко уложил его на землю. Потом лег рядом сам.
Жажда еще не стала мучительной. Он так напился в заброшенном храме, разве что не хлюпал при ходьбе. Быть может, чуть позже им удастся поймать змею… Жизнь не так плоха, если учесть, что многие в этом мире лишены и этого.
Ворбис лежал на боку, его черные на черном зрачки смотрели в пустоту.
Брута постарался уснуть.
Он никогда не видел снов. И сей факт крайне заинтересовал Дидактилоса. Он сказал, что человек, способный помнить все и не видящий снов, должен мыслить очень медленно. «Представь сердце [9] , — говорил он, — почти целиком занятое памятью, на повседневные мысли отводится лишь малая часть его сокращений». Это отчасти объясняло тот факт, почему Брута шевелил губами, когда думал.
9
Как и многие другие древние мыслители, эфебы считали, что мысли возникают в сердце, а мозг является лишь устройством для охлаждения крови.
Таким образом, это не могло быть сном. Скорее всего, во всем было виновато солнце.
В его голове раздавался голос Ома. Черепашка говорила так, словно поддерживала разговор с некими людьми, слышать которых Брута не мог.
— Мои!
— Уходи.
— Нет.
— Мои!
— Оба!
— Мои!
Брута повернул голову.
Черепашка стояла меж двух камней, вытянув шею и раскачиваясь. Был слышен еще какой-то звук, похожий на комариный писк… и звучали обещания.
Они мелькали мимо… что-то говорившие ему лица, формы, видения величия, мгновения блестящих возможностей, они подхватывали его, возносили над миром все выше и выше, все это принадлежало ему, он мог все, нужно лишь поверить в меня,в меня,в меня…
Перед ним появилась картинка. На соседнем камне лежал жареный поросенок, окруженный фруктами, а рядом стояла кружка пива, настолько холодного, что ее стенки покрылись инеем.
— Мои!
Брута мигнул. Голоса мигом исчезли. И еда вместе с ними.
Он мигнул еще раз.
Сохранялись лишь какие-то остаточные изображения, он их не видел, а скорее чувствовал. Несмотря на идеальную память, Брута не помнил, что говорили голоса и какие еще картинки ему являлись. В памяти остались только жареная свинина и пиво.
— Это потому, — тихо промолвил Ом, — что они не знают, чем тебя соблазнить. Поэтому предлагают все подряд. Как правило, все начинается с видений еды и плотских наслаждений.
— Пока мы дошли только до еды, — сказал Брута.
— Хорошо, что я их поборол, — кивнул Ом. — С таким молодым и неопытным человеком, как ты, можно многое сотворить.
Брута приподнялся на локтях.
Ворбис не пошевелился.
— До него они тоже пытаются добраться?
— Полагаю, что да. Но не получится. Ничто не входит, ничто не выходит. Никогда не видел такого замкнутого на себя разума.
— Они вернутся?
— О да. Делать им все равно нечего.