Мелкие трудности
Шрифт:
– Уродское имечко — хмыкнул я и сделал глоток вина из чаши, поданной Грэхой. Орчанка очень ответственно относилась к роли старшей наложницы и во время сколько-нибудь официальных визитов в мою конуру обычно была моим личным виночерпием, внимательно слушая разговоры и мотая их на красно-чёрный локон. А ещё заставляла ма Кромана морщится — Почему меня, а не Килана или парней с Асатомона?
– Ну вообще и младшего наследника тоже — ответил рыцарь — Магу накрутили хвост, да и сам он был на взводе, а потому почувствовал какую-то хитрую отраву в бокале. Со слов Галдрина, не всматриваясь до рези в глазах, ничего бы не заметил.
– Узнали кто подсыпал? —
– Капнул — хмыкнул наставник младшего наследника — Молоденькой служанке помогли поверить, что чудеса случаются и сын герцога её полюбит, если выпьет этой дряни. Глупо вышло.
– Пожалуй — кивнул я, понимая, что молодой дуры уже нет в живых. Не сложилась карьера любовницы одного из первых лиц герцогства — А что за Эдужинсий? Или кроме имени ничего не известно?
– Строго говоря это даже не имя. С вампирского оно примерно означает «имеющий право повелевать». Больше из неё про хозяина ничего вытянуть не удалось, сдохла окончательно.
– А у них свой язык есть?
– Как не странно да, правда владеют им только их старшие. Молодняк рылом не вышел секреты знать.
– Блеск. Ну да демон с ним. Однако кем бы ни был этот кровосос, мы можем судить по делам и картина безрадостная.
– Ну не сказал бы. Конечно приятного во всей этой истории мало, но когда вампиры лезут на свет, дело всегда заканчивается тем, что они на нём горят.
– Боюсь не всё так просто — покачал я головой — Раньше, насколько я тебя понял, упыри вылезали так только где-то, где один из их старших на почве собственной мании величия с ума сходил. Или где стариков не было, а молодым кровососам сила шибко здорово в голову давала. Сейчас вампиры борзеют по всему королевству, время от времени подыхая в процессе. Хороши бы конечно этот их «Эду» был просто древней тварью, которая сошла с ума и отдаёт вымлядкам ночи ниже по иерархии дурацкие приказы. Но здравый смысл говорит, что если действия врага кажутся дурацкими, то возможно ты просто не осознаёшь его замысла.
– Понял, но пока никакой другой логики событий не просматривается — кивнул рыцарь — Жаль, что тебе придётся уехать.
– Не особо. Осатомон не для меня. Я вообще чем дольше живу, тем больше понимаю, что лучше места по спокойнее, где не встретишь яда в чаше и не получишь удар из темноты — ворчу больше для вида конечно, но есть в моих словах и доля истинны — Эр Кайлос-то сильно обижен?
– Сам-то как думаешь? Ты этим своим «А я не знал, что у людей оказывается принято кормить кровососом другими людьми. А оно во как у вас в герцогстве устроено!» изрядно шума наделал — хмыкнул рыцарь — И авторитет герцога подмочил.
– Оно того стоило — сказал я — Так быть не должно и теперь не будет.
– У вас, великанов, всё иначе?
– Разумеется — честно ответил я, вспоминая маленькое племя, где каждый на виду, а излишне хитрозадого могут не комплексуя забить дубинами. Хотя тяжело представить одного великана, подставляющего другого под клыки хищника — У нас подобная ситуация в принципе невозможна. Бросить вызов и убить в бою — да. Не помочь другому великану против хищника — нет, даже если он твой злейший враг.
– Хорошо наверно живёте.
– Не мне судить — обтекаемо ответил я. Более развитое и многочисленное сообщество обычно имеет значительно больше благ цивилизации, но часто теряет дух взаимовыручки, который помогает выживать малым группам дикарей. Только вот я ногами за блага цивилизации проголосовал, а не за дикость, пусть и в сплочённой общине.
На следующий же день я отправился к Гвазарину для создания
Гвазарин утром встретил меня как всегда с дежурной руганью, но пожалуй всё таки настроение его было по выше, чем он пытался показать. Полуэльф любил свою работу, стремился делать каждую вещь настолько совершенной и безупречной, насколько это вообще возможно. А потому возможность создать сегодня что-то лучшее, чем то, что он творил вчера, добавляла ему огня в глазах.
На рассвете его горн в кузнечной слободе ярко пылал, а я стучал в бубен, направляя Феонора, что вновь оправдывал своё имя Пламенного Духа и одного из величайших творцов прекрасного своего мира. Так же приходилось краем глаза следить за тремя сущностями ветра, что чувствовали подрагивающую пелену энергии нави и водили хороводы вокруг огня. А Гвазарин начинал творить, помогая доброй стали, которая когда-то лежала в земле невзрачной рудой, стать оружием, чьё предназначение сокрушать и повергать. Не взирая на щиты. Не взирая на броню. Не взирая на магию. Не взирая не на что.
Полуэльф оковывал массивную цельнометаллическую рукоять, а перед моими глазами была сцена из бессмертной трилогии Питера Джексона, где таран, носящий имя Гронд, разносит врата Минас-Тирита. Гвазарин присоединял кузнечной сваркой лепестки-лезвия, а я видел своим мысленным взором, как Властелин колец отправляет своих врагов в недолгие полёты схожим оружием в битве при Роковой горе. И уже сейчас всё моё естество жаждало пустить будущую булаву в ход против своих противников и ощущало, что дух Гронда желает того же. Врага, которого можно будет раздавить, препятствия, которое можно будет проломить, боя, в котором можно будет победить.
Лучший кузнец Осатомона работал быстро. Горн и наковальня, наковальня и горн. Жар и удары молотом, удары молотом и жар. Закалка и клубы пара. Нормализация. Заточка лепестков шестопёра, которые стали напоминать мне клыки хищного зверя. Оружие не имело узоров или орнаментов, дело было не в том, что времени мне дали мало и необходимо было быстро покинуть Осатомон. Я изначально не хотел лишних деталей. И Гронд получился именно таким, каким я видел его своим мысленным взором. Простым и тяжёлым, но одновременно изящным в своей смертоносности.
Когда я взял булаву в руки, то моя душа пела, как будто нашла что-то давно потерянное. Тело как будто само знало что делать, когда я совершил первый взмах, проверяя баланс. Рассекаемый шестопёром воздух загудел. Замах, другой, подшаг и удар, сбивающий в сторону древки и наконечники копий воображаемых копейщиков. Гронд описывает по инерции быструю дугу над моей головой и я вновь бью с быстрым шагом вперёд, чтобы вскрыть чужой строй. Дальше удары и боковые взмахи, сбивающие копья сливаются в танец. Быстрый, резкий, непредсказуемый, но по своему гармоничный. Финальный удар я наношу по дубовой колоде для рубки дров и та разлетается в щепки с вспышкой пламени.