Мелкий бес
Шрифт:
– Экий ты уродливый бес.
Не прокатило. Я мрачно уставился на составленного из посоха, книги и дрожащего силуэта, старца. От него расходились неприятные мне волны белого света. Дрянь.
– Беда страшная нависла над нами! – Агафон воздел посох к небу, отчего тот ярко засиял. – Лихо затаилось, жаждет народец пожрать и на волю вырваться! А это земля моя родимая! Я здеся на столпе сорок весен просидел!
– Здорово? – предположил я, поняв, что старик явно ожидает поощрения. – Какой ты терпеливый.
– Даю шанс тебе, бес! – Агафон
Крик старика сбился в неразборчивый шепот. Деревянное лицо заострилось, а посох выстрелил в небо веером лучей. Ясно, старикашка не в себе. Видать, осквернение не прошло даром для фолианта.
– Кишкоблудливая ссаная засранка! – Выкрикнул Агафон и замер, чтобы продолжить, как ни в чем не бывало. – Надо Свят нести в люди, чтобы оградить их от Лиха. Ежели бы я раньше проснулся, а так проклятый колдун обратил меня в книгу еретическую!
Я терпеливо переждал поток сквернословия, льющийся от старика. Но тут среди льющихся нечистот проскользнуло что-то интересное.
– Семь дней лил на меня кровь девственную, выпердыш бараний. День жег в огне проклятом, а потом жертву заклал разбойников трех… Слава Солнцу-святу, ты мне подсобил, шкура ебливая, собака…
– И дар тебе дам, - резко сказал старик, обрывая поток брани. – Подмога мне нужна, нет часа искать другого!
Навершие посоха стукнуло меня по плечу, немедля взорвавшемуся острой, прожигающей кость болью. Я ощутил, как на коже расползся какой-то круглый символ.
На вас наложен обет Солнца-свята – Ясно-солнышко
Не выполнив наказанного, вы обратитесь в пепел, показавшись на солнечный свет.
– Кольцо альвово! – ахнул старик, поднимая посохом мою лапу. – Сестру нашу туда заточили!
Затем он замялся. Стоит ли говорить, что соприкосновение с посохом причиняло мне невыносимую боль. Агафон задумался, полностью выпав из реальность. Сквозь шипение сгорающей кожи, я расслышал тихое бормотание, перемежаемое крепким словцом.
– Ну будет, век просидела, так еще месяцок потерпишь, - наконец решил старик. Посох прижался к кольцу.
Камень, что прикрепило Лихо быстро почернел, а я едва не помер от чувства надвигающейся опасность. Чудовища ведь говорило, что если камень почернеет, то меня заберет. Агафон отнял посох. Серебристый ободок сменил цвет на золотой. На почти черном камне осталась небольшая желтая щелочка.
– Будешь видеть добро в сердце человека, - промолвил Агафон, нависая надо мной. – Ты разожги, распали его в сердце людском, а колечко все мне передаст. Но не пинай балду, бес, коль кольцо всю позолоту сбросит, то тебя сожжет. Смекаешь?
Боги. Клянусь, что слышал точно такой же наказ от Лиха. Да чего они все ко мне прицепились!? Еще и талдычат одно и тоже, пусть и с разных сторон.
– Все, беги наказ выполнять. Кольцо только днем работает.
Книга и посох упали на камень святилища. Белый огонь погас. Я потряс обожженной рукой. И обмер от ужаса. От тряски почти вся позолота слетела с кольца, оставшись парой небольших чешуек.
Глава 27
Я бегом выскочил из леса, промчался через догоревшее поле, где остались лишь черные стебли, и ворвался в хижину волхва. Старик был занят - шил шапку из лисы. Лиса вертелась, норовя укусить мужчину. Живодерство какое-то.
– Старик, беда у меня, - я подскочил к волхву.
– Жив!
– вылупил на меня глаза волхв.
– Думал, что сгорел ты начисто.
– В плохое дело я ввязался, - я быстро пересказал старику, что со мной приключилось.
Волхв положил на стол перекрученную лису и подошёл к полке со своим барахлом. Он придирчиво оглядел содержимое и извлёк небольшой мешок. Старик отдал его мне и уселся за шитье. Кулак промял притихшую лису, делая в ее брюхе выемку, как раз под небольшую голову.
– И что мне делать с ними?
– в мешочке лежали круглые коричневые семена.
– Ты их проглоти, а как тебя Лихо или Свят прикончат, то на могиле вырастет Чертов ладан.
– сказал волхв.
– Я его соберу, высушу и перемелю. Травка эта хорошо проклятия сводит.
– Ты издеваешься, старый пердун?
– я раздражённо швырнул мешочек на полку.
– А других советов у меня нет, - пожал плечами волхв, продолжая выправлять шапку.
– Все жадностью твоя. Тебя либо Лихо сожрёт, как окрепнет, либо Свят испепелить, как не нужен станешь.
– Да и хер с тобой, - мрачно бросил я и вышел из хижины.
Время поджимает. Золотые чешуйки почти облетели. Я пустил немного энергии в кольцо. Где-то за спиной послышалось неясное бормотание. Развернувшись, я пошел на голос. Он привел меня к небольшому домику на отшибе деревни. Двор не запущен - застелен доской, накрыт, сараи светлые, будто недавно выстроены. Пнув зашипевшего на меня гуся, я вошёл в сени. Голос стал громче, позволяя расслышать сказанное.
Во грехе живёт здесь муж. Жену и детей колотит.
Я вошёл в дом. Внутри пахло свежим деревом и смолой. Из угла на меня бросился крохотный домовой в обличии мужика с нечесаной бородой. Размером с мышь, а то и меньше. Будучи сильно не в духе, я прижал его лапой к полу и рыкнул:
– Не мешайся!
Выскочившая за духом домовуха с многочисленными выводком, бросилась обратно в щель между печью и стеной. Я выпустил когти, пощекотав затихшего домового.
– Рассказывай, - велел я.
– Бьёт хозяин домашних?
Домовой что-то запищал, но я ничего не понял. Видать, слишком мал ещё, к разумной речи неприспособлен. Я пнул духа, отправив ровнехонько к выглядывающим родичам. Разом они скрылись в подполе.