Мелькнул чулок
Шрифт:
Гнев и боль полыхнули в глазах Энни.
– То есть допустить, чтобы ему все сошло с рук? Молодой адвокат понизил голос:
– Попытайтесь понять кое-что: Хармон Керт не просто один из голливудских продюсеров. Он – и есть Голливуд, по крайней мере, в глазах всего света. У него безупречная репутация, незапятнанная, как только что выпавший снег. Керт почти в одиночку поднял Голливуд из того болота, в котором он находился со времен Маккарти, до теперешнего состояния респектабельности и нового блеска. Конечно, Энни, мы все знаем, какие пакости случаются в этом городе. Но Керт…
Он
– Можете ли вы представить, какой властью он обладает? Каким уважением пользуется в калифорнийских судах? Какой доход приносит в казну каждый год? Какие налоги платит? Простите, что говорю это, но даже если бы у вас была дюжина свидетелей, пришлось бы вести настоящее сражение, чтобы убедить судью и присяжных поверить вашему рассказу.
Голос Джерри мгновенно замер – он даже поежился от убийственного взгляда Энни.
– Вы ему верите? – спросила она.
– Я – ваш адвокат, Энни, – неловко пробормотал он. – Если вы говорите, что Керт изнасиловал вас, значит так оно и есть. Я не касаюсь вопросов правды и лжи, просто объясняю, что вас ждет впереди. Можете ли вы понять разницу?
Выражение в глазах девушки заставило его отвернуться.
– Послушайте, Энни, – повторил он. – Примите мой совет – сейчас не время думать о справедливости, главное – выжить. Помните о своей жизни – и личной, и профессиональной.
Не успел он договорить, как открылась дверь и высокий мужчина в дорогом костюме жестом позвал Джерри. Тот извинился и вышел в коридор. Несколько ужасных мгновений Энни ждала, вне себя от возбуждения.
Наконец Джерри вернулся один. Вид у него был довольный и пристыженный одновременно.
– Все в порядке, – объявил он. – Удалось договориться… надеюсь, вы согласитесь. Обе стороны берут жалобы назад. Счета от врача будут оплачены Кертом. Он сожалеет о недоразумении и надеется, что вы сможете обо всем забыть.
Адвокат нервно дернул себя за галстук.
– На ваш счет будет немедленно переведено десять тысяч долларов. Без лишнего шума.
Энни не сводила с него глаз. Несколько минут она молчала. Потом глубоко вздохнула.
– Я приняла решение. Возьму жалобу обратно, но деньги пусть оставит себе.
Джерри Стейнберг оглядел хрупкую фигуру Энни, спрятанную под простынями. Девушка много пережила, избита, изнасилована, но не сломлена. Пламя в ее глазах почти пугало его.
Джерри пожал ей руку и откланялся.
Наконец она осталась одна. Минуты складывались в часы, усталость боролась с гневом и отчаянием, изводя и выматывая девушку. Ночная тишина больницы только усиливала тревогу.
Энни изо всех сил пыталась бесстрастно оценить свое положение. Она знала: оказаться жертвой насилия – еще не конец света. Раны заживут, останутся шрамы, но боль утихнет.
На секунду она позволила себе роскошь закрыть глаза и в полусне предалась воспоминаниям о годах работы в агентстве «Сирена» – трех счастливых, беззаботных годах, приведших ее на порог настоящей славы и известности, подаривших успешную карьеру манекенщицы, и… о безрадостном сиротливом детстве. Тогда вся ее жизнь сосредоточилась в отце, спокойном, добром человеке, Гарри Хэвиленде – единственной опоре в жизни Энни, пока смерть не унесла его, когда ей исполнилось восемнадцать.
Слезы жгли глаза. Все, что хотелось Энни, – свернуться клубочком и укрыться от всех невзгод под его защитой, которую она принимала когда-то как должное. Казалось, прошли века с тех пор, как Энни могла рассчитывать на чью-то защиту.
Но строгий внутренний голос напомнил Энни, как бессмысленно искать утешения и защиты, ведь все, за что она боролась, было отнято, разрушено, провалилось в одну секунду, как лед над коньками беспечного конькобежца. Когда после внезапной кончины отца Энни осталась круглой сиротой, она быстро поняла, что боль потери – ее враг, способный разрушить жизнь и существование, поэтому необходимо употребить все силы и волю, чтобы придти к счастью и спокойствию.
Расставшись с расслабляющими эмоциями, она сделала карьеру и стала одной из лучших в своей профессии.
Выражение лица, с которым Энни приветствовала оптовых покупателей, было таким же деланным, как и улыбка, которой она встречала житейские невзгоды и неприятности. И ее план удался. В Нью-Йорке ее ждал успех, и жизнь вскоре пошла спокойно и гладко, так что Энни никогда не думала о себе как о человеке с неосуществленными желаниями и невидимыми шрамами в сердце.
Но сегодня Энни не могла отрицать очевидного. Насилие растерзало не только ее тело, но и душу. Торжествующая в своей несправедливости жестокость сжимала ее в своих тисках. Уверенность в том, что окружающий мир вовсе не враждебен ей, разбилась в прах. Гневные внутренние голоса звучали в ней, они то спорили и мучали ее, то пытались успокоить боль, причиненную ей злом. Энни не знала, как ей жить дальше с этим отвращением и сознанием беспомощности, она не могла смириться с ролью жертвы.
Энни терзалась так, пока боль, лекарства и усталость, слившись воедино, не побороли мятежный мозг. Так ничего и не решив, она заснула.
Она не сознавала, что именно сейчас ее душа, ее личность метались на границе двух дорог, столь непохожих одна на другую. Одна – продолжение спокойной, размеренной жизни, которую вела Энни после смерти отца, другая – незнакомая, опасная, по которой должна идти женщина, а не та жизнерадостная девчонка, какой она была до сегодняшнего дня.
Но пока, безразличная к тому, какой поворот примет ее судьба, Энни спала. Она не знала, что еще до наступления утра чаши весов качнутся, и перед ней откроется узкая тропинка, которая ведет только в одну сторону и по которой пойдет новая, изменившаяся Энни Хэвиленд.
Глава III
За час до рассвета зазвонил телефон. Тихие, но настойчивые гудки не разбудили Энни. Мигающего огонька под диском она не видела. Эмоциональная и физическая усталость, объединившись с транквилизатором, не давала вернуться в реальный мир. Во сне она вновь стала маленькой девочкой и лежала в детской кроватке.
Проснулась она от странного запаха и поняла, что в доме пожар. Девушка вскочила с постели и помчалась вниз по бесконечным лестницам и коридорам. Темные тоннели простирались перед ней, не обещая выхода, но Энни упрямо мчалась вперед.