«Мелкое» дело

В этот день дул холодный, пронизывающий ветер. Особенно свирепствовал он в Мурманском порту.

Капитан «Короля Георпа» мистер Чепл, ссылаясь на непогоду, не торопился с разгрузкой своего корабля.

Вопрос решили советские докеры. Капитан порта и военная администрация вежливо заявили Чеплу, что готовы разгрузить его лайнер и без участия судовой команды. Вынужденный уступить, Чепл сидел в своей комфортабельной каюте и прислушивался к грохоту лебёдки, злясь на своих матросов, которые самовольно стали

Мощный портовый кран поднял на воздух многотонное боевое несовершенство. Описав в воздухе дугу, «Черчилль» коснулся провисшими гусеницами земли, неуклюже осел и качнулся, как бы кланяясь советским военпредам.

Вскоре пирсы, были уставлены танками и ящиками с пёстрыми этикетками. Группы советских людей — офицеров, рабочих и служащих порта — в мокрых и обмёрзших шинелях, робах и пальто долго и молча присматривались к «черчиллям» и «матильдам».

— М-да, ничего себе машинки… — неопределённо высказался один.

— Дерьмо! — кратко и выразительно заключил молодой офицер танкист с обожжённым лицом.

…Молодо выглядевший человек неопределённого возраста, с добродушным, ничем не примечательвым лицом, вышел из спальни в капитанский салон.

— Хэлло, старик! — развязно обратился он к Чеплу. — Мне пора. Я покидаю вашу посудину и разрешаю вам выразить ваше глубочайшее сожаление по поводу того, что на обратном пути вы будете лишены общества единственно приятного человека на борту — меня. Ну, ну, сдержите рыдания: я, может быть, ещё вернусь.

— Катитесь-ка вы ко всем чертям! Желаю успеха, — буркнул в ответ Чепл.

— Я не сержусь, ибо понимаю, что суровый рыцарь морей скрывает боль разлуки за нарочитой грубоватостью. В общем так, — голос вошедшего стал резок: — в следующий приход приглядывайтесь к пьяным. Вдрызг пропившийся боцман пристанет к вам с просьбой купить у него кашне. Купите — в нём будут микроплёнки. Кашне с синими кистями. «Тридцать рублей советскими» — пароль. Ваш отзыв: «Не надо. Возьми десятку и не лезь». Кашне он оставит. Ясно?

Вошедший покопался у вешалки, выбрал парусиновый реглан на меху и, надев его, стал похож на советского работника порта: в те дни многие пользовались такими регланами.

Проверив содержимое своих карманов, он подошёл к столу и налил два стаканчика виски:

— Гуд бай, Чепл!

— Гуд бай, Коллинг.

Шагнув через комингс капитанской каюты, Коллинг миновал коридор и вышел на спардек. Запахнув полы и задёрнув «молнии» реглана, он спустился на палубу, смешался с матросами и сошёл на берег.

Потом он долго колесил по городу, реализовал в сберкассе аккредитив, гулял, держась подальше от охраняемых объектов. Он ловко заговаривал с гражданскими и военными. Однако занятые своими заботами люди были замкнуты и насторожены. Наконец попался один офицер, который явно не знал, куда себя девать, и был непрочь поболтать на досуге. Они незаметно разговорились.

— Александров, — представился неизвестный, — инженер. Только сегодня приехал из Ленинграда.

Одно

«Александров» немедленно заключил, что офицер для него — сущая находка. Поздний вечер застал новоиспечённых друзей в маленьком, незаметном буфете. Захмелевший офицер горько сетовал на свою судьбу:

— …Понимаешь, окончил училище. Товарищей направили в разные части, но всё же группами. А меня — одного. Предписание, личное дело подмышку — и сюда, в Н-скую… Почти доехал — бах! — попадаем под бомбёжку. И вместо своей части угодил в госпиталь.

Лежу месяц, два, три… Потом возвращают мне все мои направления и — шагом марш! Вчера приехал, ну, думаю, наконец-то! Так на ж тебе — опять нет! Пока лежал, часть мою перебросили совсем в другое место. Прошусь куда-нибудь — нет: «Отправляйтесь, — говорят, — в свою». Хороша своя, я её и в глаза никогда не видел. Ну, сегодня хоть, правда, комендант всё оформил и все отметки сделал, — всё! Вот дождусь ночи, на поезд и…

Ночь была необычной. Даже необычайной: фашисты отважились на ночную атаку, что они делали чрезвычайно редко. Сержант Костылёв ещё не помнил такого за всю свою фронтовую жизнь.

Однако попытка эта дорого обошлась гитлеровцам: советские солдаты без выстрела подпустили их к своим окопам, а затем в упор расстреляли уничтожающим огнём.

Находясь в секрете, Костылёв зорко следил за всем происходящим вокруг. Мимо сержанта побежали, в контратаку бойцы второй роты. Чуть левее послышалась лихая команда: «Вперёд, ребятушки! За мной, инженеры!» «Вавилов!» — догадался Костылёв: третий взвод составляли добровольцы-вузовцы, и помкомвзвода Вавилов, бывший колхозный бригадир, очень гордился этим обстоятельством, величая своих подчинённых инженерами.

Из темноты вынырнула фигура командира третьего взвода, вступившего в эту должность совсем недавно. Лейтенант бежал неуверенно, шарахаясь то влево, то вправо.

«С непривычки от взвода отбился, впервой ведь…» — участливо подумал Костылёв. Он видел, что лейтенант не трусил, а именно отбился и с непривычки не мог сразу ориентироваться.

Сержант хотел было окликнуть офицера, но вдруг заметил силуэт второго человека. Дальше всё произошло в течение нескольких секунд: в темноте тускло мелькнула вспышка, прозвучал выстрел, и фигура новичка-лейтенанта как бы втянулась в чёрную густоту ночи.

Сержант выскочил из укрытия и кинулся на врага, торопливо убегавшего к низине. Над позициями противника стали вспыхивать ракеты. Всё вокруг то озарялось бледным мер венным светом, то погружалось в ещё более плотную тьму. Прошить убийцу автоматной очередью ничего не стоило, но не этого хотел Костылёв. Сержант несколькими скачками настиг убийцу и внезапно ударил его автоматом в спину. От неожиданности человек неуклюже взмахнул руками и, выронив пистолет, упал. Не удержался на ногах и сержант.