Мельничиха из Тихого Омута 2

Лакомка Ната

Дело оказалось совсем нелегким, нелегким — до мозолей на ладонях, но Жонкелия, по-прежнему ворчавшая, что я занимаюсь ерундой, притащила митенки — что-то вроде перчаток без пальцев, связанные из толстой шерстяной нити.

— Надень, — буркнула старуха. — А то потом тебя лечить ещё… на лекарства тратиться…

— Какая вы милая, когда брюзжите не по делу, — ответила я, но подарок приняла с благодарностью.

Стало немного легче, но к полудню у меня заболели плечи.

Ничего, когда граф увидит результат и раскошелится, я полностью

переоборудую мельницу. И тогда не надо будет заниматься мартышкиным трудом. Тогда всё будет делать вода и жернова, а мне только и останется, что следить, присматривать и получать доход.

Такие у меня были мечты, а пока приходилось толочь тряпки и думать, что врать ведьмочкам, чтобы меня не разоблачили. К обеду ожидался луковый суп — густой, ароматный, на крепком говяжьем бульоне, с сырными гренками… Придёт судья, расскажет, о чем узнал, может, снова поцелует перед уходом…

Я вспоминала наши вчерашние приключения и улыбалась, хотя обнаружить поджигателя в своем окружении было совсем не забавно. Но судья…

— Эдит! — оторвала меня от мечтаний Жонкелия. — К тебе пришли!

— Кто? Господин Кроу? — я бросила пест и сорвала с лица платок, приглаживая волосы и прихорашиваясь на ходу.

Жонкелия закатила глаза, но ничего больше не сказала, а я уже выбегала во двор, попутно проверив — хорошо ли привязан Лексус, который меланхолично жевал сено у изгороди. Вот только во дворе меня ждал вовсе не Рейвен Кроу, а… а совсем другой мужчина.

Оперевшись о покосившийся забор, он смотрел на озеро, стоя ко мне спиной, и напевал очень знакомую мне песенку:

— Моя курочка-цокотурочка…

Я остановилась, будто налетела на невидимую стену. Мужчина услышал шаги и оглянулся.

— Димак! — сразу узнала я его и всплеснула руками. — Вам-то что здесь нужно? Вам ведь… — тут я прикусила язык, чуть не сказав «вам ведь заплатили».

Ведь подразумевается, что я не знаю о разговоре судьи и этого господина. Я ведь не присутствовала при этом. То есть присутствовала, но неофициально.

— Добрый день, хозяйка, — поприветствовал меня Димак радостно, как влюбленный, встретивший свою даму сердца после долгой разлуки. — Как здоровьице? Как меленка? Скрипит? — он засмеялся над собственной шуткой.

— Зачем пришли? — моим первым желанием было прогнать этого мужлана, но потом я передумала. Любопытно порасспросить его о деятельности настоящей Эдит. И про песенку разузнать.

Признаться, песенка напугала меня почти так же, как первое явление моргелютов. Чем-то она была сродни привидению, эта песенка — появлялась всегда не к месту и неожиданно. Будто призрак Бриско вставал из могилы. Хотя, если верить Жонкелии, эту песню знали все… Но не все же распевали на каждом углу!..

Я изобразила приветливую улыбку и сказала:

— Может, пройдете в дом? Там и беседовать удобнее, и могу угостить вас вкусной луковой лепешкой. Готова поспорить, вы таких и не пробовали!

— Не откажусь, не откажусь! — с восторгом принял мое приглашение Димак.

Он даже ладони потер в предвкушении. Ещё бы знать, что он предвкушает? Вкусно поесть на дармовщинку или…

— Какую забавную песенку вы пели, — сказала я, когда мы поднимались по ступеням. — Откуда её знаете?

Мы зашли в кухню, и Димак сразу же по-хозяйски плюхнулся на лавку, поставив локти на стол. Грубиян и невежа — вот он кто, этот Димак. Но я поставила чайник на угли, наполнила две питы луковым салатом, который мы с Жонкелией приготовили утром, и предложила гостю угощение на тарелочке.

— Забавные штучки, — заметил нежданный гость и тут же откусил половину, и добавил с набитым ртом: — И вкусные!.. Да вы настоящая волшебница, хозяйка!..

Я пожала плечами, предпочитая не отвечать на этот намек.

Волшебница.

Постеснялся сказать — колдунья? Ведьма?..

— Так откуда песенка? — напомнила я, наливая ему травяного чая.

Он хитровато посмотрел на меня, расплывшись в улыбке. Я заметила, что одного верхнего зуба слева у него не хватало. Тут к гадалке ходить не надо — ясно, что выбили. И ясно, что было, за что.

— Это же ваша любимая песенка, хозяйка, — выдал Димак, в пару секунд съедая вторую луковую питу и шумно прихлебывая горячий чай. — Но кое о чем я буду молчать… если вы заплатите.

Вот зачем пришел этот неприятный человек. Я смотрела на него, удерживая улыбку, и лихорадочно размышляла: что он знает об Эдит? Что он может знать? И могут ли мне повредить его знания?

— Я недорого прошу, — продолжал тем временем Димак. — Двадцать золотых. Вернете долг — и я, так и быть, обо всем забуду.

«Долг тебе уже вернули!», — чуть не бросила я ему в лицо, но промолчала, обдумывая ситуацию.

Чем он может мне угрожать? Ну, скажет он, что Эдит покупала у него составные для приворотного зелья.

Так ты ещё докажи — что для приворотного! Может… может, Эдит принимала ванну с травами. Или лечилась средствами народной медицины. Это не преступление — покупать какие-то там лепестки и корешки.

И разговоры с какими-то женщинами — это тоже не преступление.

А вот если заплатить ему… Судья заплатил. И что? Димак пришел требовать деньги уже с меня. Такой человек не остановится. И придет снова, и снова. Всегда платить? Было бы за что.

— Не понимаю, о чем вы, — сказала я ледяным тоном.

— Не понимаете? — уточнил он, прихлебывая чай и глядя на меня поверх кружки.

— Может, расскажете? — предложила я. — А то цену обозначили, а товар не показали.

— Мне нравится, как вы подходите к делу, — осклабился Димак. — Значит, договоримся.

— Товар, — напомнила я, для верности постучав пальцами по столу.

— Да не притворяйтесь, хозяйка, — протянул он. — Мы с вами прекрасно знаем, для чего вам понадобились те травы. За такое костер полагается. После покаяния у инквизиции.