Мельничиха из Тихого Омута
Шрифт:
В голубятне, вокруг светильника, стоявшего на полу, взявшись за руки бродили голые девицы. Их было человек десять, если не больше, и ни на одной не было ни одной тряпочки.
При моем появлении, девицы замерли и оглянулись. Некоторых я узнала - зеленоглазая Кармэль, блондиночка Модести, энергичная брюнетка Тэсса...
– Это вы, госпожа?
– пролепетала Модести.
– Как вы нас напугали! А почему вы.
– А почему вы все голые?!
– я никак не могла прийти в себя от этого зрелища.
–
– снизу послышался заинтересованный голос судьи, и лестница затряслась сильнее.
– Совсем голые? Кто?..
Услышав его, девицы завизжали, как сумасшедшие, разорвали хоровод, взмахнули руками и. в окно голубятни толкаясь и теряя перья вылетела стая птиц. Голуби!.. Целая стая голубей!..
– Кто здесь?
– Кроу добрался до самого верха и пытался заглянуть внутрь, но я ему мешала, и он встал на одну ступеньку со мной, прижав меня к лестнице.
– Никого нет! С кем вы говорили, хозяйка?
– Ах, какую прыть вы проявили, сударь, - сказала я желчно, пихая его локтем в живот. Судья крякнул, но с места не сдвинулся.
– Драться-то зачем?
– спросил он, вытягивая шею.
– Я не ослышался? Вы сказали, что тут были голые женщины?
– Вам-то что до голых женщин?
– я пихнула его локтем второй раз.
– И с чего это вы навалились на меня? Перепутали с матрасом? Спускайтесь сейчас же!
– Ударите ещё раз, - пообещал Кроу, - и я свалюсь.
– Туда вам и дорога!
– .вместе с вами, - держась одной рукой за перекладину, другой он обхватил меня за пояс.
– Отпустите меня и спускайтесь!
– приказала я, но драться благоразумно прекратила.
– Вас бы больше взволновало, что эти голые девицы превратились в птиц! Развели тут рассадник ведьм и чертей! Куда только король смотрит!
– Значит, ведьмы?
– рука судьи сдавила меня так, что перехватило дыхание.
– А вы, хозяйка, не одна из них?
Губы его касались моего виска, и я чувствовала - конечно же, чувствовала! и ошибиться не могла!
– что судья прижимался ко мне с явным удовольствием. Нравилось ему ко мне прижиматься! Бесстыдник! Развратник! Полез за голыми девицами, а осталась только я!
– Напоминаю вам, - произнесла я ледяным тоном, хотя меня всю трясло - как током пробивало, - что я честная вдова. И вы не имеете права говорить мне такое и... и... да хватит ко мне прижиматься!..
– Думаете, хватит?
– хрипло спросил он.
– А вы думаете - нет?
– съязвила я.
– Уверен, что - нет, - заявил он, схватил меня за подбородок, заставляя повернуть голову, и через секунду мы уже целовались, стоя на лестнице на высоте трех метров от земли, возле голубятни, откуда только что упорхнула стайка ведьмочек.
Не могу сказать, что судья целовался слишком умело. Скорее - слишком неумело, но делал это с особым пылом и страстью. Губы у него были твёрдыми и горячими, и от него пахло мятой и яблоками. Приятный запах. И то, как он обнимает - это тоже очень приятно.
Но в какой-то момент я резко отвернулась, уклонившись от поцелуя. Уставившись на светильник, который одиноко теплился в пустой голубятне, я пыталась собрать мысли в кучку, чтобы окончательно не потерять головы. Через открытое окно в двери дунул холодный - по осеннему холодный ветер, и светильник зашипел и погас.
Судья за моей спиной тяжело дышал и судорожно сглатывал, а я боялась говорить, потому что не была уверена, что смогу произнести хоть слово.
– Я бы продолжил, честное слово, - признался он и несмело повел рукой от моей талии вверх, добираясь до груди.
Глава 14. Песенка про курочку
Шлёпнув его по пальцам, я прокашлялась, прежде чем говорить:
– А я бы - честное слово!
– отлупила вас. Только замка под рукой нет. Вы бы лучше продолжили расследование, господин Кроу, а не приставали к порядочным женщинам. Спускайтесь! У меня уже ноги затекли тут стоять.
– А я бы тут до утра простоял, - проворчал он, но начал спускаться.
Я тоже осторожно поползла вниз, и когда стояла на последней перекладине, судья обхватил меня за талию и поставил на землю, прямо перед собой, притиснув поближе.
– Вы что себе позволяете?
– возмутилась я, пытаясь освободиться из его рук.
– Повторяю, я
– порядочная женщ.
– Порядочная, - согласился судья таким тоном, что я забыла вырываться.
– Только ведьмы, вроде, не удивились, когда вас увидели?
– А-а... э-э...
– протянула я, пытаясь припомнить, что сказала Модести, когда я появилась.
Но слова ведьмочки (а то, что блондиночка и все остальные были ведьмами - я ничуть не сомневалась), вылетели из головы напрочь. Я помнила только, как судья прижимался ко мне, и как мы целовались, словно подростки.
– Похоже, они там даже рады были вас видеть, - продолжал судья.
В темноте я не видела его лица, но голос был вкрадчивым.
– И почему-то вас назвали госпожой. Почему это, хозяйка?
Воспоминания о поцелуях стремительно улетучивались, а на смену им приходили страх -самая настоящая паника. Я и сама не отказалась бы узнать, почему милашка Модести так цеплялась за меня, и почему девицы возле лавки Квакмайера говорили о мельничихе Эдит, как о своей наставнице. Чему это она должна была учить деревенских барышень? А вдруг. вдруг, это не мельник, а Эдит была колдуньей?!.
Колени у меня подкосились, и я бы точно упала, но судья продолжал держать меня и нашептывал мне на ухо: