Мельник
Шрифт:
Я сидела на диванчике, — если так можно назвать позу приваленной к стенке в углу, — за столом с тремя мужчинами. Одним из них был Степан. Двух других я видела впервые, но сразу поняла об их жизни почти все. Два больших бритых наголо кабана, с которыми лучше не сталкиваться в городских джунглях.
Мне, к несчастью, не удалось избежать встречи с ними.
— Очухалась, — сказал один.
— Оль? — позвал Степан.
Он пощелкал пальцами перед моим лицом. Потом пододвинул ко мне тарелку.
— На вот. Поешь давай.
— Вы не из «Первого»… — пробормотала
— Мы те, кто вырвет тебя из трясины мещанства и подарит смысл жизни… Ты ешь, ешь. И не надо так оглядываться. Ну куда ты здесь убежишь? От них-то? — Степан кивнул на кабанов.
Я поглядела на того, который сидел напротив меня. Простота его взгляда была так выразительна, что я со вздохом отвела глаза и взялась за вилку. Лучше делать, что говорят.
Но взглянув на тарелку, ощутив запах жареного лука и картошки, аромат копченого куриного крылышка и привычную, будто уже чуть покалывающую в носу пузырьками прохладу над колой, — я вдруг поняла, что жутко голодна.
Сколько я спала? За окном было темно. Вечер? Ночь? Или вечер через сутки? Чувствовала себя я так, что это мог быть и вечер следующего дня… Господи, куда же они успели меня завести-то?
Странно, но эти мысли не мешали мне жадно глотать ломтики картошки и обгрызать куриное крылышко, а потом второе. Я продолжала косить глазом по сторонам, но, как назло, крошечный зал опустел. Даже тетка за прилавком куда-то ушла. Мы остались одни.
Я посмотрела на Степана.
Странно, но особого страха во мне не было. Может быть, потому, что было во всем этом что-то нереальное. Фильм, в котором похожая на меня героиня попала в приключение. Наверно, так было потому, что я не могла понять, зачем я им нужна? Много с меня не взять. Тем более, что и билет-то оплатили они… Первый класс, между прочим… Им нужны не деньги? Но тогда что? На королеву красоты я не тяну, нет у меня таких иллюзий.
— Зачем я вам?
Кажется, Степан в самом деле удивился.
— Я же объяснил, Оль? Будешь работать по темнику главного…
— Вы же не с «Первого»! И все остальное тоже вранье!
— Ну, не с «Первого»… Но не все. Зачем сразу обобщать? Хотя кое в чем еще, признаюсь, я тебе и слукавил.
Бритые мальчики поддержки сидели как гранитные башни, равнодушные к нашему разговору.
— В чем же? — напряглась я.
Вдруг проснулось ощущение реальности. Это не фильм! Это жизнь, в которой нельзя отмотать назад и переснять дубль. Вот сейчас-то я и узнаю, в какую жопу влипла…
Но вместо этого Степан сказал:
— Сценарии твои, Оль, не просто никакие — а откровенное дерьмо. Шняга и жмых.
Я настолько не ожидала такого поворота, что не то чтобы растерялась… меня будто переключили на другой канал. Миг назад я почти тряслась от страха, а теперь страх вдруг… ну, вышел покурить.
Степан не угрожал. Он говорил со мной как с равной, мальчики поддержки сейчас были ни при чем. А моя гордость была задета.
— Правда? — сказала я с вызовом.
— Полное, — невозмутимо кивнул Степен. — Цельнотянуто вторичное. Это-то и обиднее всего, Оль. Дерьмо не потому, что ты пустышка или сочинять не умеешь, а потому, что сама, своими руками, обрываешь крылышки своей музе. Лепишь из нее шустрого таракана.
— Таракана?.. — нахмурилась я. — Какого еще таракана?
— Тараканы. Шустрые такие. Участвуют в бегах на дорожках форматов… Устраивают разные издатели, продюсеры и прочие программные директора. Их-то еще можно понять. Деньги не пахнут, а сами они не бегают, только выбирают самых быстрых тараканов. Деловые ребята. Был бы спрос на мыло, а жир найдется… Но как понять тех, кто добровольно бросается участвовать в этих тараканьих бегах?
— Я все же не совсем понимаю, к чему вы клоните…
— Да неужели? А как еще называется, когда тридцатилетняя тетка делает вид, будто она пятнадцатилетний подросток, только пробующий перо, у которого впереди еще дюжина настоящих жизней, а пока все не всерьез, первый дубль, можно и дурака повалять… в тридцать-то лет, а? Когда уже знаешь, что жизнь одна, и такая короткая? И несмотря на это упрямо убеждать себя, что смысл жизни — понравиться миллиону леммингов? И заставлять себя сваять сказку про длинноухих эльфов, городских вампиров и космических герцогов? Мучаясь сомнениями, не лучше ли было замутить с ироническим детективом…
— Ни разу, — холодно проговорила я.
Честно. И, признаюсь, не без мстительности. Теперь его обличительный пафос стал жалок и смешон.
Но он ничуть не смутился.
— Ах, ну да, ну да… Перелицовывать цветики-семицветики и сказки о проклятиях на современный урбанистический лад — это, конечно, совсем другое? Это уже магический неореализм и прочий высокий штиль, как бы? Как бы, далеко ушли?.. И это в мире, где есть смерть, любовь, свобода… Настоящие вещи. Настоящие. Понимаешь? То, что всерьез. Не для леммингов. Для тебя самой.
Я молча ковыряла вилкой остатки картошки. Наелась уже.
— Да понимаешь, конечно… Потому и написать ничего крупного не можешь. И не только ты. Много вас таких. Одно дело, несколько страничек про длинноухих эльфов на машине времени — это еще можете выдавить из себя. Особенно если на драйве. Конкурс какой-нибудь сетевой. Возня, друзья, все дела. Хватает запала. Но целый рома-ан… Такого надругательства над трупом распятой музы ее дух не выдерживает. Является вечерами и тычет в нос обрубками крыльев, и тоскливо воет — на хрена тебе это нужно? Ты же взрослая, умная баба… И ты всерьез собираешь угробить свою жизнь на то, чтобы сделать из себя дойную корову для миллиона леммингов?
— Ну конечно! — сказала я. — Надо писать о том, что тебе важно! Умно, тонко, всерьез, ориентируясь на мудрых и вдумчивых. Идеальный читатель не требует от автора ни одного штампа и пошлости, не упускает ни единой мысли и намека… и не существует.
— А, страшно стало? Не формат? Не возьмут на тараканьи бега?
— А если у меня просто нет такого? Нет вот такого важного и всерьез? Ну, не пережила я мировой бойни! Не было в моей жизни блокад и гражданских войн. Ну, извините, дяденька. Виновата!