Мелочи геройской жизни
Шрифт:
От ревности Рысь до крови сбивал кулаки о стену, но ничего поделать не мог. В начале зимы его повысили за усердную службу и вручили ключи от бараков.
— Бардак! — уже с позиции градоправителя Грайт оценил положение дел в городе и закрутился не белкой даже, а бешеным волчком.
Перво-наперво велел Арвиэлю оформлять жуликов, а сам отправил в Стрелецк нарочного с письмом губернскому исправнику.
Выяснилось, что в Северинге ни разу не проводилась перепись населения, и почти ни у кого нет фамильных листов, удостоверяющих личность, но если вторая проблема откладывалась на неопределённый срок,
К тому времени, как приехали уполномоченные из центра, вовсю шло строительство голубятни, и вместе с урядником и стражей в Стрелецк отправился учёный старичок Арсений, прекрасно разбиравшийся в почтовых птицах, дабы закупить несколько пар на племя.
Следующий гонец умчал в Равенну к самому императору.
Осень срывала с деревьев золото, и вот о нём Берен повёл речь на собрании. Не без труда, но бывшему сотнику удалось доказать необходимость городской казны и общественного амбара. С каждым может случиться несчастье — пожар в доме, гниль урожай убьёт, болезнь тяжёлая с кормильцем приключится — но тогда бедняги не останутся без поддержки. К тому же приходят новосёлы, а им тоже на первое время нужна помощь. По поводу последних Берен ввёл жёсткий отбор: установил испытательный срок, по истечении которого лодырей, приживал и прочую голь выгонять.
Покончив с делами насущными, Грайт изловил воспитанника и оттрепал-таки за уши, пока тот не запищал всерьёз. Правда, сразу пожалел, но парнишка понял, в чём провинился, не обиделся и урок усвоил.
К славице вернулся гонец из Равенны с указом Его Величества о продлении льгот для Северинга, коим надлежало «всякую шушеру нещадно бить по морде»: уточнение содержалось уже в личном письме Берену, но градоправитель зачитал это вслух на собрании, сорвав шквал аплодисментов. Вместе с гонцом прибыли столичные гости. Трое гвардейцев личной стражи Аристана передали привет и письмо от Рэйва Грома, посмотрели Арвиэля, бросив туманное «ещё лет десять», и пошли к Сидору. Почтенный седобородый маг из Ковена установил в караулке Индикатор Преступлений — бледно-жёлтый шар с голову величиной, укреплённый на треноге.
— Забойная штука, — восхитился Арвиэль, застёгивая на левой руке чёрный браслет с камушком-тильзитом.
— Я понимаю, что ваш уникальный потенциал ’гвётся на’гюжу, юноша, но будьте любезны не пе’гебивать, — поправив очки, строго осадил старичок. — Так вот. ’Гадиус действия а’гтефакта — две ве’гсты. П’гинцип ’габоты — постоянный, но ша’г нуждается в пе’гиодической наст’гойке, иначе п’гоизойдёт сбой. Цвет а’гтефакта будет меняться в зависимости от тяжести п’геступления: о’ганжевый означает к’гажу, фиолетовый — воо’гужённое нападение, чё’гный — это п’готивозаконная волшба и к’гасный — убийство. С оттенками сами ’газбе ’гётесь. Как только ка’гаульный заметит изменения, он должен п’гижать свой б’гаслет к ша’гу — вот так, — взяв Арвиэля за руку, маг приложил браслет «глазком» к артефакту, — и тогда д’гугие ст’гажники получат сигнал.
— А как мы узнаем, где совершено преступление?
— Юноша, вас поведёт магия, — старичок улыбнулся с заметным чувством превосходства.
А зима в том году была суровой.
Зима в этом году была холодной и метельной. Особенно вьюжень свирепствовал, как будто отстаивал своё недоброе имя.
Летом Сумеречье кишмя кишит хищниками и тёмными тварями, но именно тогда каторжане и бегают. Зимой в лесу верная погибель. Морозы стоят трескучие, с улицы приходишь — пар валит, как из котла с похлёбкой, ночью даже в помещении от печки не хочется отходить. А какая в лесу печка? Даже костёр толком не разведёшь — не хочет гореть чёрное дерево. И вьюги… Такие вьюги, что на прогалинах снег столбом под Полог уносится, а между стволов маленькие ураганчики кружат, за мгновение превращая жертву в ледяную скульптуру: учёные люди говорят, перепад температур или ещё что…
Мадинка пришла в каморку, когда спали и начальник поселения, и стражники, и заключённые, только Рысь да ещё несколько караульных охраняли каждый свой барак, но в отличие от сослуживцев, «кукушонок» себя несчастным не чувствовал.
— Ты прям как капуста! — хихикнул парень, выпутывая девушку из лишней одежды.
— Да погоди ты, — Мадинка игриво шлёпнула его по руке, — дай хоть отогреюсь.
— Чаю налить? Или спирта?
— Ты же знаешь, я не пью, а от чая только приспичит в неподходящий момент.
— Вчера у Васки тебя не спичило? — не сдержался Рысь. И понял — зря: Мадинка, взявшаяся было за валенок, опустила обутую ногу и встала с топчана.
— Ревнуешь, что ль?
— Ревную, — признался Рысь и глухо добавил: — Очень. Не хочу, чтобы ты к другим ходила.
— А ты укради и женись, — усмехнулась девушка, сразу став чужой и какой-то… злорадной.
— Вот и украду, — буркнул парень, благоразумно «прослушав» остаток предложения. Мадинка ему нравилась, но не с продажной же девкой семью заводить? — У меня отпуск в первозвоне, давай вместе рванём?
— Я бы сейчас рванула.
— С ума сошла! Там вьюга! — видя, что рыжая снова шутит, караульный со смехом привлёк её к себе, но в грудь ему решительно упёрлась ладошка.
— Вьюга следы надёжно укроет, ни одна собака не возьмёт. Утро будет ясным, а через две недели — оттепель, — Мадинка внимательно посмотрела ему в глаза снизу вверх. — Ах да, ты же человек. Мне чутьё по наследству досталось. Как и дар приворота. Я хотела по-хорошему, Рысь. Но ты такой же, как все.
Внезапно у Рыся закололо сердце. Так сильно, что даже крикнуть не смог. Он прожил ещё несколько секунд, чтобы услышать:
— Мне было восемь, когда соседи ворвались к нам. Из-за этого, — девушка отвела прядь за слегка заострённое ушко. — У мамы были длиннее, а волосы — как лён. Если бы не он, я бы с ними висела.
Обтерев стилет, Мадинка деловито обшарила труп, сняла с пояса связку. Ключ от ворот она уже раздобыла. А кандалы несложно открыть клинком, коли опыт есть.
…Утро выдалось ясным и безветренным.
Всего из барака сбежали восемь каторжан — звено Зверя с ним самим во главе, а ещё пропали Мадинка и Рысь. О пособничестве и не думали, искали трупы: на поселении и за стеной. Но нашли одного Рыся. Парень не выглядел испуганным, скорее, удивлённым. Точный глубокий удар прямо в сердце, какой можно нанести только с очень близкого расстояния.
— От… шалава, — бригадир поднял на руки окоченевшее от холода тело и, припадая на обе ноги от тяжести, понёс в казарму. Там, в тепле, хоть глаза закрыть можно будет.
Спустили собак, но те лишь бестолково вертелись на месте, вопросительно оглядываясь на хозяев. Следа собаки не чуяли.
Обширное половодье занесло в Истринку нырка.
— Небось из Вельги притащило, — сообщил водяной, выбросив утопленника на берег. — Приберите-ка его, мне здесь топляки не нужны.