Мелочи геройской жизни
Шрифт:
Майя посмотрела на него как на полоумного.
— О чём с оборотнем разговаривать?! Хвала Триединому, арбалет под рукой оказался, а та женщина то ли от природы меткой была, то ли сам Иллиатар подсобил. Пристрелила в лоб и знамением осенилась. А оборотень, как издох, снова в человека превратился. Смотрит женщина — лицо родное, любимое. Да только нутро-то звериное, волчье. Одной тварью меньше стало, и то в мире чище!
— Ясно…
— Жуть какая! — восхитилась Лушка.
— А по-моему, грустно, — помолчав, сказала Таша. — Ну, оборотень и оборотень, так ведь любил
— Люби-ил! — передразнил Сенька. — Сожрать он её хотел, вот что! Вприкуску к щецам!
— Жениться-то зачем тогда собирался?
— Чтобы среди людей затеряться. Жить как все, свой дом иметь, детей завести, — пожал плечами Арвиэль.
— Вот-вот! — подхватил Венька. — А потом парой гадин больше стало бы! Вот так живёшь рядом с человеком, живёшь и не знаешь, что он — тварь двуличная!
— А чего ты на меня так смотришь? — возмутилась Таша.
— А чего ты вурдалаков защищаешь?
— Истинные оборротни — это метаморрфы, а не вуррдалаки, — поправил Эртан.
— Да какая разница! Ну?! — напирали на девушку Лесовята.
— Больно мне надо гадин богопротивных защищать! — сдавленно пискнула Таша. — Сдох, туда ему и дорога. Мне… ту женщину жалко, снова ведь одна осталась.
— Зато живая! — Сенька обнял подружку, довольный, что она в любом вопросе жениху не перечит.
Вскоре девочки заклевали носами, и друзья стали укладываться на боковую. Выходить решили на заре, путь предстоял неблизкий, так что следовало если и не выспаться, то хотя бы отдохнуть. Дождавшись, когда дыхание Майи выровняется, Арвиэль подоткнул ей одеяло и поднялся.
— Ты чего? — встрепенулся Сенька. — Не твоя ж очередь дежурить.
— Пойду прогуляюсь.
— Ла-адно, — зевнул дежурный, — только от дома держись подальше.
— Угу.
Как раз туда-то Арвиэль и собирался.
Сделав небольшой крюк, парень бросил взгляд на полускрытое туманом озеро и уверенно зашагал к дому.
Странное дело, но история о человеческом перевёртыше зацепила аватара. Может быть, потому что мужик тоже перекидывался в волка. Прятался среди чужих, ловко притворяясь своим, как и сам Арвиэль… Вот так, живёшь рядом с человеком, живёшь и не думаешь, что однажды этот человек тебя прикончит и плакать не станет. Только Иллиатара восхвалит, дескать, вовремя глазоньки раскрыл на гадину богопротивную.
На крыльце перед чёрным провалом Арвиэль немного замешкался. В ночной свежести затхлая вонь изнутри ощущалась отчётливее. Козлиные головы ехидно скалились в лунном свете. Машинально аватар отметил, что мёртвая птица исчезла.
«Не ходи… иди по росе… по росе… по росе…» — трещали сверчки.
Арвиэль шагнул за порог. Почему-то ему казалось, что ночью дом сам откроет секреты, но юноша ничего не увидел и не почувствовал. Похоже, особняк решил больше не тратить свою драгоценную злобу на невнушаемого аватара.
Он поднялся в терем, скорее смахивающий на темницу, и встал у окна напротив одинокой серебряной луны.
Нет, нельзя искать себе пару среди людей. Не поймёт, испугается, убежит и другим со страху расскажет, что дражайший супруг частенько «забывает» поджарить вырезку и точит зубы о табуретку. Ах да, у него же ещё клыки, когти и хвост отрастают, и не только в полнолуние. Человечьим оборотням одна дорога — на костёр, а эльфийским — в лабораторию к магам, где вывернут наизнанку и выпотрошат как рыбу.
Или, наоборот, девушка храброй окажется, как та. Щёлк! — в лоб из арбалета, и не смутится, что в довесок к лапам и хвосту прилагаются крылья. Оборотень и есть оборотень, тварь двуличная.
Но всё-таки для многих людей эльфы-оборотни — северная легенда. Поневоле аватар задумался, а каково живётся оборотням человеческим, всеми гонимым, всеми люто ненавидимым, клыками и когтями вырывающим каждый день жизни у богобоязненного общества? Одна вон на защиту перевёртыша встала, так и её сразу осадили. Думай, как все, будь частью своей стаи, иначе — анафема. На костёр! На кол!
…Вот если выпрыгнуть из этого окна, на козлиных рогах и повиснешь, как на кольях…
Эта идея Арвиэлю решительно не понравилась, и он спустился на первый этаж. В недрах дома тяжко застонало-заскрежетало, как будто сами брёвна ворочались. Аватар пошёл на звук. В сенях окон не было, и волчье зрение цеплялось только за полоску лунного света впереди. Кажется, там находилась спальня Лапы. Скрежет половиц в такт шагам оборачивался козлиным блеяньем. Решив проверить догадку, Арвиэль поднял ногу, но не опустил, а замер. Скрипнуло ещё дважды, прежде чем то, что обитало в доме, сообразило, что прокололось.
«Кхе-хе-хе-хе-хе…» — закряхтело над головой.
— Да оставь ты себе своё золото! Я пришёл помочь! Ты где?
«Скрр-беее…» — пошатнулась услужливо открытая дверь.
В спальне покойника-купца оказалось светло. Лунные лучи не дотягивались лишь до углов, а остальное пространство серебрилось мерцающей пылью. Арвиэль с удивлением отметил, что на картине гораздо больше зверей, чем ему показалось днём. Домашние, лесные, полевые — все собрались вокруг светлоликой девушки с золотыми как рожь волосами и глазами цвета неба. А она смотрела на Арвиэля. Красивая. Не просто по человеческим меркам, а вообще красивая. Тёплая такая, солнечная. Видно, она любит животных, может, и оборотней почитает за зверушек, изредка превращающихся в людей.
Жалко, что нарисованная…
Арвиэль коснулся тёплого полотна.
Ни к кому нельзя привязываться. Никогда. Вон, привык к одной, а она оборотней тварями называет, да и обычных волков боится. А если бы узнала, что тот, от кого хочет любви, — волк-оборотень? Пристрелила бы или мужиков с дрекольем позвала? Хотя нет, Майя практичная. Она бы магу стрелецкому сказала, что в Северинге живёт ценный для науки экземпляр.
Аватар сел в тёмный уголок, подтянув колени к подбородку. Он представил себя щенком, которого привозят с охоты в качестве трофея, приручают-ласкают, миску дают, на половичок у печки указывают… а потом вдруг замечают, что у волчонка какое-то врождённое уродство. Прибьют, конечно. А кому уроды нужны? Стало тоскливо, обидно, больно, и парень с удивлением понял, что точно разревелся бы, если б умел.