Мелодия Секизяба (сборник)
Шрифт:
Вот теперь у Хайдар-бая были все основания считать себя счастливым. И он с удвоенной энергией принялся умножать свои богатства — ведь теперь у него рос наследник.
Время шло. Совершилась революция, но Хайдар-бай жил по-старому. Гызылгюль, которая с детства обещала вырасти красавицей, выполнила то, что обещала. Она достигла совершеннолетия в тот Самый год, когда её брат пошёл в школу. Гызылгюль в школу не ходила, поскольку её отец был твёрдо убеждён, что там девушке не место. Другое дело наследник — мальчик должен вырасти грамотным, это Хайдар-бай понимал.
Однажды, когда
— Ты почему плачешь, Бугра?
— Меня задразнили в школе.
— Тебя? Кто же тебя может дразнить?
— Все. Все мальчишки аула.
— Но как? Что они тебе говорят?
— Стоит нам выйти после уроков на перемену, как они все кричат мне: «Байский сын, байский сын, у тебя отец кулак…».
Что могла сказать, чем утешить Гызылгюль своего маленького брата? Она была взрослая и многое из того, что было тайной для Бугра, она уже знала. Знала она и о том, что Хайдар-бай отказался вступить в колхоз и что он по-прежнему богаче всех в ауле, и что немалая часть жителей работают для того, чтобы Хайдар-бай становился ещё богаче. Ей очень хотелось бы, чтобы их семья ничем не выделялась, чтобы их стада влились в общее колхозное стадо; но мало ли чего ей хотелось? Ей, например, до смерти хотелось ходить в школу, стать грамотной, но зная крутой нрав Хайдарбая, она боялась даже заикнуться об этом, тем более не могла она ничего сказать отцу о колхозе.
Вздохнув, она погладила брата по кудрявой голове:
— А ведь они говорят правду. Бугра-джан.
— Как правду, Гызылгюль?
— А ты подумай сам. Много у нас овец?
— Очень много.
— Вот видишь. А зерна, денег, скота?
— Тоже.
— А сколько людей на нас работают: пасут наших овец, доят коров, прядут для нас шерсть, ткут нам ковры. Много?
— Много, Гызылгюль.
— Вот почему и дразнят. Ведь бай — это тот, у кого самое большое богатство. Значит, наш отец, самый богатый в ауле, и есть бай. И он не хочет поделиться своим богатством ни с кем. А в это время другие, кто много беднее, отдают в колхоз своего единственного верблюда, последнюю лошадь, свою землю и свою воду. Даже маленькие виноградники во дворе готовы отдать, чтобы не было больше ни богатых, не бедных, чтобы все были счастливы.
— А почему же наш отец не хочет этого?
— Потому что он и так всё имеет. Сейчас он самый богатый и всё от него зависят. А когда организуется колхоз, всем найдётся работа на общую пользу и никто не захочет работать на нашего отца, а будут работать Друг для друга. Но пока что этого ещё нет — вот почему и говорят нам, что мы байские дети, понял теперь?
— Теперь понял. А откуда ты всё это узнала?
— Я? — Смутившись, Гызылгюль покраснела и стала ещё красивее. — Я узнала… Но разве учитель не рассказывал вам про это?
— Рассказывал. Но ведь ты же не ходишь в школу, а говоришь, точно, как он.
Гызылгюль покраснела ещё больше. Как хотела она хоть кому-то доверить свою тайну.
— Я сама до всего додумалась, Бугра, — сказала она наконец. — Я ведь уже взрослая. Ведь то, о чём мы с тобой говорили, ясно и слепому.
— А давай скажем отцу, чтобы он тоже вступил в колхоз. Тогда мы будем, как все, и никто уже не станет дразнить меня байским сыном, верно?
— Верно-то верно, да разве наш отец согласится отдать что-нибудь? Никогда, Бугра. И если ты только заикнёшься об этом, он начнёт ругаться и выпытывать у тебя, откуда ты это принёс.
— А мне кажется, он согласится. Разве он хуже других? Раз другие отцы соглашаются, то и он согласится, особенно если я его попрошу.
— Бугра-джан…
— Да, сестрёнка.
— Бугра-джан, я хочу тебя спросить… только ты никому не говори об этом… о том, что я тебя спрашивала, хорошо?
— Спрашивай, Гызылгюль.
— Я хотела спросить тебя, — сказала Гызылгюль, вновь заливаясь краской до самых бровей, — что ты думаешь… что ты думаешь о вашем учителе.
— Он очень хороший, — ответил Бугра. — Мы любим его, да, все его любят. Если бы ты его знала, тоже полюбила бы. Он добрый, никогда не ругает нас. Он как старший брат.
Нетрудно понять, как отзывалась каждая похвала учителя в сердце девушки. Да, её маленький братишка всё правильно сказал: учитель Ильмурад именно такой — добрый, внимательный, умный. Если бы Гызылгюль могла, она ещё многое могла бы прибавить к словам брата. Но тут она вспомнила об отце и улыбка погасла на её лице.
— А вот отец не любит учителя Ильмурада.
— Почему? — удивился Бугра. — Почему, Гызылгюль?
Но девушка не успела ответить — мимо окна прошли отец с матерью. Не успели они войти в комнату, как Бугра спросил у отца:
— Папа, почему все вступают в колхоз, а ты нет?
Ошеломлённый таким вопросом, Хайдар-бай нахмурил брови:
— Странно, что ты об этом спрашиваешь, сынок. Но если хочешь — скажу: я обходился всегда своими силами, и ничья помощь мне не нужна.
— Почему же все другие сдают в колхоз всё, что у них есть?
— Потому, что у них ничего нет, — ответил Хайдар-бай и засмеялся. — Ты понял? В колхоз вступают бедняки. Им кажется, что объединившись, они все станут богаче. Ну, а я и так богат. И ты тоже. И сдавать своё добро в общий котёл мы не будем.
— И всё-таки Баймурат отдал в колхоз своего единственного верблюда… — стоял на своём мальчик.
Тогда с лица Хайдар-бая сошла улыбка.
— Я знаю, кто тебе забивает голову всякими глупостями. Это ваш учитель, у которого всё его добро — драный халат. Вот от таких, как он, и идёт вся смута на земле, запомни, сынок, мои слова и больше никогда его не слушай. И ещё запомни: всё, что у меня есть, а есть немало — всё это рано или поздно станет твоим. Так что забудь слова своего глупого учителя, который не нажил и десятка баранов за свою жизнь, и больше ничего не говори мне про колхоз.