Мелодия сердца
Шрифт:
Казалось, старый актер едва не падает на колени перед графом.
«Как нехорошо, когда один человек имеет так много, а другие — так мало, — думала девушка. — И вряд ли граф способен испытывать сочувствие к неудачникам".
Илука снова повторила себе, что должна сделать все возможное и заставить графа помочь мистеру Арчеру. Она размышляла: удастся ли ей поговорить с ним наедине?
По ничего удивительного, если они закончат выступление, выйдут из столовой, а утром их отошлют из имения, как ненужный багаж, и забудут навсегда.
В соседней комнате стало тихо, значит, граф ушел, догадалась Илука.
Конечно, он отдан приказания, и теперь им остается только беспрекословно выполнять их.
Усталость сморила ее, и она мгновенно заснула.
Стоя за занавесом, отделявшим помост на котором они должны были выступать, от большого зала столовой, Илука слышала голоса и смех гостей графа.
Она ощущала, как сильно нервничает мистер Арчер, и, улыбнувшись, подумала: они словно поменялись ролями — он ведет себя как любитель, а она как профессионал.
За себя Илука не боялась. Если даже ее танцы и песни не понравятся гостям, так что же? Какое ей дело до мнения графа? Мистер Арчер пострадает. Не она.
Но ради старика Илуке ужасно хотелось выступить хорошо. А кроме того, ей не нравилась самонадеянность хозяина, и было бы неплохо попробовать чуть-чуть поставить его на место.
Хотя по отношению к ним он вел себя безупречно.
Конечно, Илука понимала, что комнаты, выделенные им, не самые лучшие в доме, но достаточно удобные. Позаботился он и об инструменте — специально доставил замечательное пианино. Еда подавалась им в гостиную одновременно с графом и гостями. Притом совершенно великолепная. Вино из очень красивой бутылки чрезвычайно понравилось мистеру Арчеру, правда, Илука предпочла лимонад.
По все восставало в ней от того, что граф воспринимал ее как человека другого круга, стоящего на более низкой ступеньке в обществе. Она здесь лишь для того, чтобы развлекать других. Илука к подобному не привыкла.
С улыбкой она говорила себе: это полезный опыт, который не следует забывать.
Нет, ей не в чем упрекнуть графа, как бы она ни старалась.
Да, конечно, ее коробило от тона, каким граф говорил с мистером Арчером. От того, что им подали ужин отдельно, от горящих любопытством глаз лакеев и горничных, смотревших на них с интересом, но без уважения.
Но дом был великолепен… Когда они шли по его коридорам и лестницам в столовую, Илука заметила огромный салон, освещенный хрустальными люстрами, с коллекцией, картин и замечательной мебелью.
Сейчас, исподтишка выглядывая за занавес и рассматривая столовую, она еще раз подумала: граф уж слишком богат.
И во всемего облике сквозило, это богатство. Илука сразу догадалась: мужчина на стуле с высокой спинкой не кто иной, как граф. Такого она и ожидала увидеть. Он сидел в конце длинного стола в стиле Георга IV, полированного, без скатерти, с орнаментом из серебра и золота — совершенно потрясающего стола!
Друзья, которых он пригласил развлечься, а их было человек двадцать или больше, все были мужского пола. Они громко смеялись и, похоже, безудержно наслаждались вечером, как и подобает после удачного дня на скачках.
Но хозяин дома, подумала Илука, по контрасту с остальными кажется надменным и скучающим.
Он оказался красивее, чем она ожидала, — строгие, классические черты лица, высокий лоб, зачесанные назад волосы. В вечернем костюме. с высоким галстуком вокруг стройной шеи, граф был просто неотразим.
Он сидел отрешенный, словно божество на недоступной вершине,накоторую сам себя вознес, и не собирался спуститься вниз и смешаться с остальными.
«Граф слишком горд, он просто раздувается от собственной важности», — решила Илука.
Она перестала подсматривать из-за занавеса, чтобы хозяин не почувствовал, что за ним кто-то наблюдает.
Помост, на котором они должны были выступать, располагался между двумя колоннами.
Вероятно, он использовался в подобных случаях и раньше. На нем вполне, например, мог разместиться небольшой оркестрик, если б граф захотел развлечь гостей музыкой.
Пианино, как с удовлетворением отметил мистер Арчер, было великолепным инструментом, несколько ламп по краю помоста изображали свет рампы.
Подумав, что надеть, Илука остановилась на одном из самых лучших платьев, которое мать купила ей для балов.
Оно было не белым, что соответствовало бы ее положению дебютантки, а бледно-зеленым, с очень пышной юбкой, подчеркивающей топкую талию, с пышными рукавами из той же ткани. Нежный зеленый цвет красиво оттенял белую кожу Илуки, о которой отец говорил, что у нее оттенок магнолии.
Единственным украшением служила маленькая камея в крошечных бриллиантиках. Она свисала на ленточке того же цвета, что и платье.
Ей пришлось повозиться с волосами и сделать что-то более сложное, чем та прическа, которую мать считала соответствующей облику молоденькой девушки. Длинные локоны, сверкающие золотом в свете ламп, она собрала сзади — ей казалось, именно так должна выглядеть театральная актриса.
Волосы обрамляли нежное личико, по форме напоминающее сердечко. Илука старалась казаться спокойной, но тем не менее была сильно возбуждена, и глаза ее от этого стали огромными и занимали, казалось, половину лица.
Они были зелеными, с маленькими золотыми крапинками, и любой, заглянувший в них, не мог отвести взгляда.
Ну и чтобы добавить своему облику театральности, Илука завязала вокруг запястий ленточки в тон платья с маленькой белой розочкой посередине.
В последний момент перед выходом такие же две розочки она прицепила к волосам и действительно стала похожа на ту самую Персефону, о которой говорил мистер Арчер.
Она вышла к своему партнеру, он уставился на нее долгим взглядом и потом медленно проговорил: