Мелодия смерти
Шрифт:
Миссис Каткарт направилась к себе в комнату.
По дороге ей повстречалась горничная, которая несла только что прибывшую почту. Одно из полученных писем было от дочери. Миссис Каткарт вскрыла его.
«Милая мама, — прочла она. — Будь любезна, пришли мне колье, оставшееся мне от отца. Мне кажется, что в интересах моего мужа я должна снова начать бывать в обществе, и колье мне понадобится».
Письмо выскользнуло из рук миссис Каткарт. Все поплыло у нее перед глазами…
Вошедший в столовую Гилберт застал там свою жену, деловито
Жизнь в этом доме проходила весьма своеобразно.
Ни одному из молодоженов никогда не пришла бы в голову мысль, что их совместная жизнь примет формы, которые она приняла. Они жили в полном уединении, симпатизируя друг другу, но никак не более того…
Их отношения нельзя было уподобить даже отношениям брата и сестры — для этого им не хватало взаимного доверия. К тому же они были еще недостаточно осведомлены о недостатках и достоинствах друг друга.
Они все еще оставались чужими людьми, правда, каждый день приносил новые открытия. Гилберт узнал, что эта девушка с большими серыми глазами обладает чувством юмора, может весело и беззаботно смеяться…
В свою очередь Эдит обнаружила в нем большую жизненную силу, волю и настойчивость, с какими он реализовал свои планы. Он казался гораздо более общительным и разговорчивым, чем это можно было предполагать. Он много перевидал на своем веку, много путешествовал, успел побывать в Персии, Аравии, в ряде малоисследованных стран Азии…
Она никогда не затрагивала в беседах того, что произошло вечером после их свадьбы, когда она увидела девушку с прекрасным лицом, игравшую на скрипке. Какая-то тайна тяготела над Гилбертом, но какого свойства была эта тайна, она не знала, лишь предполагала, что ее муж как-то был связан с этой девушкой… Чувства ревности она не испытывала, только чисто женское любопытство. Ее не пугало то, что разгадка может огорчить ее и вызвать неприязнь по отношению к человеку, чьей женой она являлась…
Затем любопытство сменилось в ней другим чувством: ее стало раздражать, что у мужа имеются от нее какие-то секреты.
Он часто уходил по вечерам из дому и возвращался только на рассвете.
Искал ли он утешения? Забвения? Быть может, здесь была замешана другая?
Лишь одно обстоятельство перестало для нее быть тайной. Ее муж играл на бирже. Она никак не могла поверить в то, что он занимался подобным делом, но это было действительно так. Он казался ей человеком, для которого погоня за наживой — слишком низменное занятие. Когда он отказался от своей должности в министерстве иностранных дел и занялся каким-то таинственным делом, она строила самые различные предположения, но пока она не нашла у него как-то на столе отчет биржевого маклера, ей никогда не пришло бы в голову, что он играл на бирже.
Ознакомившись с отчетом, она пришла к выводу, что ее муж вел крупные дела.
В отчете значились акции на суммы, превышавшие десять тысяч фунтов. Она очень мало смыслила в биржевых делах; они напоминали ей лишь о том, до чего невыносимой бывала ее мать под влиянием биржевых потерь. Затем ей пришло в голову, что если он в самом деле был биржевиком, то она могла бы
Да, она могла быть полезной ему. Деловым людям подобает встречаться со своими деловыми знакомыми, приглашать их к обеду или к ужину после театра… Многие мужья обязаны деловыми успехами ловкости своих жен, умеющих должным образом принять друзей своего мужа, нужных ему людей…
Эдит была довольна зародившейся в ней мыслью. Она занялась осмотром своего гардероба и написала матери письмо с просьбой о возвращении колье.
Гилберт вернулся домой, проведя весь день в Сити. У него был очень усталый вид.
Во время обеда она спросила:
— Ты ничего не будешь иметь против, если я приглашу твоих друзей на обед?
Он изумленно взглянул на нее.
— На обед? — повторил он недоверчиво, но затем, увидев, что на ее лице отразилось огорчение, мягко произнес:
— Это прекрасная идея. Кого ты собираешься пригласить?
— Всех тех, кто является твоими друзьями, — ответила она. — Этого милейшего мистера Франкфорта и… кого еще? — спросила она.
Он мрачно усмехнулся.
— Мне кажется, что этим милым мистером Франкфортом и ограничивается круг моих друзей, — заметил он. — Впрочем, мы могли бы пригласить еще мистера Уоррела.
— Кто это Уоррел? Ах, я знаю, — воскликнула Эдит. — Это мамин маклер!
Он с любопытством взглянул на нее.
— Маклер твоей матери? — повторил он. — Это правда?
— Почему тебя это удивляет?
— Право, не знаю. Но мне так трудно представить твою мать в сочетании с биржевым маклером… Кстати, он является также и моим маклером…
— Кого еще мы пригласим? — спросила она.
— Что касается моих знакомых, — продолжал он насмешливо, — то приглашать некого. Может, пригласим твою мать?
Не обратив внимания на его вопрос, она сказала:
— Я бы могла пригласить двух-трех симпатичных мне людей.
— А как насчет твоей матери? — повторил он вопрос.
Глаза ее наполнились слезами.
— Не будь таким злым, — сказала она. — Ты знаешь, что это невозможно.
— Я совсем иного мнения, — ответил он. — Я заговорил о твоей матери всерьез, и мне кажется, что нет никаких оснований так подчеркивать нашу размолвку. Я, разумеется, чувствую некоторую неприязнь по отношению к ней, но, говоря откровенно, я чувствовал ее и по отношению к тебе…
Он прошелся по комнате.
— Удивительно, — продолжал он, — как быстро исчезают мелкие заботы, неприятности и дрязги перед лицом подлинного большого горя.
Последнюю фразу он произнес, будто рассуждая сам с собой.
— А какое у тебя большое горе? — встревоженно поинтересовалась Эдит.
— У меня его нет, — ответил он, несколько повысив голос. — Я это сказал безотносительно к себе… Единственные мои заботы — житейского характера. Еще недавно немало забот причиняла мне ты, но теперь и это отпало.
— Я рада слышать это от тебя, — ответила она. — Искренне рада… Я в самом деле хочу, чтобы мы были друзьями, Гилберт. Мне очень горько, что я причинила тебе так много зла.